Читаем Ямато-моногатари полностью

Дама по имени Хигаки-но го [342] , жившая в Цукуси, славилась умом и вела утонченный образ жизни. Так шли годы и месяцы, но вот случился мятеж Сумитомо [343] , дом ее был сожжен дотла, все ее имущество у нее отняли, и оказалась она в жалком положении. Не зная обо всем этом, в те края для водворения порядка прибыл гонцом императора дайни Ёсифуру. И вот, минуя то место, где стояло ее жилище, он сказал: «Как бы мне встретиться с той, что зовут Хигаки-но го? Где-то она сейчас живет?» Так спросил он, а его спутники отвечали: «Она изволит жить неподалеку отсюда». – «Ах, хотелось бы мне расспросить, каково-то ей было во время этого мятежа!» И только успел Я-дайни это вымолвить, как увидел седую женщину, которая набрала воды и теперь проходила мимо него, направляясь в какое-то убогое строение. Был там один человек, он сказал: «Вот Хигаки-но го». Я-дайни ужаснулся, сильно опечалился, но все же решил завязать с ней отношения, она же застыдилась и не вышла к нему, а так сказала:

Мубатама-но

Вага курогами ва

Сирагава-но

Мидзу ва куму мадэ

Нариникэру кана

С тутовыми ягодами схожие

Черные волосы мои ныне

Такими сделались,

Что из Белой реки Сирагава

Черпаю воду [344] —

так сложила, и он, опечаленный, снял с себя одно из одеяний и послал ей.

127

Та же Хигаки-но го, в управе Дайни [345] , когда предложено было воспеть осенние красные листья клена, сложила:

Сика-но нэ ва

Икура бакари-но

Курэнави дзо

Фуридзуру кара-ни

Яма-но сомураму

В крике оленя

Сколько же

Алого?

Когда он кричит,

Горы окрашиваются [красным] [346] .

128

Говорили люди, что Хигаки-но го умело слагает танка. И вот как-то собрались любители изящного, стали сочинять окончания к стихам, к каким трудно конец сложить, и прочитали так:

Ватацуми-но

Нака-ни дзо татэру

Са-во сика ва

В просторе моря

Стоящий

Олень… —

и предложили ей докончить, тогда она:

Аки-но ямабэ я

Соко-ни миюраму

Осенние горы

На дне отражаются [347] —

так закончила она танка.

129

Дама, жившая в Цукуси, послала возлюбленному в столицу:

Хито-во мацу

Ядо ва кураку дзо

Нариникэру

Тигириси цуки-но

Ути-ни миэнэба

Жилище,

Где возлюбленного жду, как темно

В нем стало!

Клявшейся луны

В нем не видно [348] —

так гласило послание.

130

И это написала та дама из Цукуси:

Акикадзэ-но

Кокоро я цураки

Ханасусуки

Фукикуру ката-во

Мадзу сомукураму

Осеннего ветра

Сердце жестоко, видно,

Трава сусуки

Туда, куда ветер дует,

Не спешит склониться [349] .

131

Во времена прежнего императора было как-то дано августейшее повеление в первый день четвертой луны слагать стихи о том, что соловей не поет, и Кимутада:

Хару ва тада

Кинофу бакари-во

Угухису-но

Кагирэру гото мо

Накану кэфу кана

Весна лишь

Вчера [кончилась],

Но соловей,

[Видно, решив], что только весной надо петь,

Сегодня не поет! [350] —

так он сложил.

132

Во времена того же императора это было. Призвал он как-то к себе Мицунэ, и вечером, когда месяц был особенно красив, предавались они всяческим развлечениям. Император соизволил сказать: «Если месяц назвать натянутым луком, что это может значить? Объясни суть этого в стихах», и Мицунэ, стоя внизу лестницы:

Тэру цуки-во

Юми хари то си мо

Ифу кото ва

Ямабэ-во саситэ

Ирэба нарикэри

Когда светящий месяц

«Натянутым луком»

Называют – значит это,

Что в горные гряды он

Стреляет [351] .

Получив в награду расшитое одеяние оутиги, он снова произнес:

Сиракумо-но

Коно ката ни си мо

Оривиру ва

Амацу кадзэ косо

Фукитэ кицураси

Белое облако

На плечи мои

Опустилось.

Это, верно, небесный ветер

Подул прямо на меня [352] .

133

Тот же император однажды вечером, когда луна была красива, соизволил совершать тайный обход покоев фрейлин. Спутником ему служил Кимутада. Из одних покоев, что там были, вышла красивая дама, одетая в ярко-алые одежды, она безудержно рыдала. Император послал Кимутада подойти и узнать, в чем дело, но она лишь закрывала лицо распущенными волосами и рыдала без удержу. «Отчего вы так плачете?» – спрашивал [Кимутада], но ответа не было. Император тоже был весьма неприятно поражен. Тогда Кимутада:

Омофураму

Кокоро-но ути ва

Сиранэдомо

Наку-во миру косо

Вабисикарикэри

О чем думаете

В глубине души,

Неведомо,

Но уже оттого, что вижу я, как вы плачете,

Я исполнен печали [353] —

так сложил, и император несказанно хвалил его.

134

Во времена прежнего императора в одних покоях дворца жила молоденькая девушка, которая была недурна собой. Император как-то увидел ее и тайно призвал к себе. И с тех пор, скрывая от людей, он время от времени призывал ее. И вот однажды он изволил сказать:

Акадэ номи

Мирэба нарубэси

Авану ё мо

Афу ё мо хито-во

Аварэ-то дзо омофу

Никак не могу

Наглядеться на тебя

И в ночь,

Когда мы не встречаемся,

О тебе с любовью думаю —

так он сказал. Девушка была счастлива беспредельно и не таясь рассказала подруге: вот что он изволил сказать. Об этом узнала главная фрейлина и выгнала девушку [из дворца]. Очень прискорбно!

135

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза