Яма слепых

— Но колодец рыли все. Вода — общая… — И обернувшись к тем, кто его сопровождал: — А как обстоит дело с другими колодцами?

— Каждая семья пользуется колодцем около часа в день…

— Это вроде ничего. Порядок. Только те, кто живет рядом с колодцем, должны пользоваться на пять минут меньше, чем те, кто живет далеко. Десять минут им нужно накинуть, ведь им нести дальше и вода по дороге расплескивается. Вот так-то. И вы уже догадываетесь, что я сейчас вам скажу: виновник должен оставить землю, прихватив с собой разве что дорожную пыль, больше ничего.

Он дернул Сафранарио за рубашку.

— С тобой же у меня будет разговор особый. За то удовольствие, с каким ты мне сегодня ответствовал, ты сегодня же должен покинуть эти края. Не хорохорься. В моем возрасте подобные тебе бычки меня не пугают. Выроешь новый колодец, и один, и гам, где тебе укажут. Этот указал тебе Мира. Через шесть месяцев приеду испить из него водицы. Если не согласен, сегодня же вон отсюда.

Жена Сафранарио принялась рыдать, как тридцать плакальщиц.

— Все сказано, все. Веди жену домой и всыпь ей ремнем как следует, чтобы знала, когда надо реветь, а то она не знает. И будьте разумны!

Диого Релвас послал Мигела за коляской, а сам снова сел на дубовую скамью.

— Следите за ним. Он мне не кажется доброй овцой. Но и не злите его… И не заставляйте меня наведываться к вам по подобным делам. Так будет лучше для всех!

И как только сел на облучок, тут же пустил лошадей галопом, вынудив бросившуюся был,» вслед ребятню отстать.

— Если когда-нибудь на заливных землях мы будем испытывать недостаток в рабочей силе, надо иметь в виду этих людей. Хороший резерв рабочих рук.

Глава V

МАЛЕНЬКИЙ ЛЮБОВНЫЙ ЛАБИРИНТ И УСЛОВНОСТИ

Сначала Зе Педро был поражен таким удачным поворотом судьбы и даже несколько перепуган, но потом пришел к уверенности, что теперь уж никакой случай ничего не изменит. То, что он нравился женщинам, он знал, знал и имел тому подтверждение, но на этот раз фортуна была к нему особенно щедра, отдав ему нежданно-негаданно дочь хозяина. Начало положила сама Мария до Пилар, хотя от англичанки он слышал, и не раз, что может действовать смело, но все же не решался, так как родовое уважение к Релвасам, поддерживаемое с дедовских времен, не позволяло ему пуститься в подобную авантюру.

Развязности и бахвальства ему было не занимать, нет. Ведь на последней корриде, которая состоялась в Сантарене, он доказал, что в его жилах течет бурная отцовская кровь. Еще в самом начале корриды, кланяясь, он заметил, что сидящая у барьера сеньорита ему улыбается, хотя с ней рядом сидел мужчина много старше ее, лицо которого Зе Педро показалось знакомым. А потому, воткнув первую бандерилью в мощного, лоснящегося от пота быка, он тут же ответил на ее любезность, бросив ей белый с красным флажок, развевавшийся на бандерилье. И сделал он это так, чтобы не оставалось сомнений, что быка он посвящает ей. С таким успехом, как в этот раз, он выступал редко; все бандерильи, как длинные, так и короткие, попадали точно, без промаха. Однако его не радовало быстрое возвращение в отель в нанятом для него и другою тореро экипаже, под крики приветствий и аплодисменты любителей корриды, только что видевших их искусство на арене, Зе Педро Борда д'Агуа ушел с арены, совершив круг почета с одним из форкадос, который и на этот раз, как обычно — ничего сверхъестественного, — бросился на последнего быка, а вернулся уже одетый в костюм рибатежца, вышел на улицу, готовый следовать за дамой. Все, казалось, на мази, дело было только за ней.

И надо же было, чтобы лукавая, но благосклонная к нему судьба опять ему улыбнулась, доставив даму в тот же самый отель. Дама была иностранкой, что еще приятнее. Он ходил вокруг нее весь вечер, правда па расстоянии. За ужином сопровождавший ее старик предложил ему сигару, однако Зе Педро решил уйти от разговора с обоими, так как, конечно же, разговор зашел бы не о быках и не о лошадях, а любой другой он вряд ли бы сумел поддержать, хотя какая прелесть разговор на смешанном испано-португальском наречии. У выхода Зе Педро подал знак даме, дама покраснела, но потом все было гак, как пожелал господь. A faena, [Дело (исп.).] как говорил Зе Педро, было сделано, оставалось сталь, как перед быком с бандерильями, а там будь что будет.

И было, что должно быть. Он узнал ее номер и точно в полночь, как только пробили городские часы, без стеснения постучал в ее дверь. Послышался скрип кровати, потом шаги по ковру и голос — то была она! — чуть испуганный, спрашивающий, кто там. Он ответил ей в замочную скважину, щелкнул замок, и перед ним предстала эта самая бабенка — это его слова, — выказывая испуг от того, что он стоит под дверью. 'Но сеньор безумец… вас могут увидеть». Выхода не было, так как в конце коридора кто-то появился, и Зе Педро тут же оказался в номере двадцать семь отеля в Сантарене. Оставил этот номер он лишь на рассвете.