Яковлев А. Сумерки

Тому же, кто был отягощен собственным мнением, жи­лось непросто, такой человек производил странное впечат­ление своей молчаливостью, погруженностью в себя. «Что- то он странно ведет себя, все время молчит. О чем он мол­чит? Хотелось бы знать». Подобных людей мучила совесть, но они видели бессмысленность публичной протестной бра­вады.

Горбачев не относился к числу молчаливых, но и к иде­ологическим зубодерам не принадлежал. Его, скорее, можно было отнести к категории всеядных, то есть к большинству. Прогуливаясь, скажем, с одним важным человеком, он мог вполне искренне согласиться с самыми либеральными мыс­лями, тем более что они упаковывались в надежный миро­воззренческий короб: «улучшить социализм», «больше Лени­на» и т. п. Беседуя с другим, он мог не очень охотно, но под­дакнуть ему, что надо бы покруче взять этот народ за морды, поскольку он совсем подраспустился.

Я уверен, если бы андроповские почки были здоровы и страна прожила бы несколько лет под Андроповым, Горба­чев в качестве наследника вписался бы в жесткие схемы генсека, хотя, возможно, и с некоторыми поправками на собственные взгляды. Именно Горбачев был нужен Андро­пову в Москве. Горбачев, а не кто-то другой. Повторяю, по-настоящему твердых убеждений у Горбачева не сложи­лось, да и не могло сложиться. Было демократическое на­правление мысли, но, как говорится, без подробностей. Та­кое направление было в те времена достаточно модным, им иногда бравировали, оно служило как бы нравственным пропуском в элитные круги интеллигенции. Вообще говоря, мы часто путаем раскованность с либерализмом. Набоков очень точно написал о политическом советском анекдоте, которым мы все гордились как формой политического про­теста: «Это похоже на болтовню дворни о барине. Соберут­ся на конюшне и чешут языки. А позовет барин — тут же бегом и готовы к услужению...»

Мы готовы к услужению и сегодня. В этом-то и состоит вся загвоздка в нашей жизни.

Спросят: а возможно ли было все задуманное реализовать за тот короткий срок, который был отведен нам, реформато­рам? Что-то, наверное, можно было, но далеко не все. Всякое явление и действие, в том числе и поведение лидеров, можно более или менее точно оценить только в контексте времени. Общество по многим вопросам было не готово к кардиналь­ным переменам. Общество, в котором властвовала могущест­венная партия, насквозь пропитанная догмами и жесткой дисциплиной, скорее похожей на страх.

Теперь-то все смелые, а сколько их было тогда?Поистине великий вклад внесла Перестройка в оздоровление мировой обстановки. Начиная с 1985 года мы твердо встали на путь умиротворения, но афганская война еще продолжа­лась, лозунги об империализме, классовой борьбе и борьбе с буржуазной идеологией еще хрипели на митингах, иноземные компартии продолжали просить валюту на борьбу с капита­лизмом. Но шаг за шагом создавался образ новой страны, го­товой к искреннему сотрудничеству по широкому фронту. Мы заявили о нашем новом миропонимании — о целостном и взаимозависимом мире.

На Западе некоторые политики хотят присвоить себе по­беду в «холодной войне». Странным в этом плане является утверждение бывшего президента США Буша-старшего о том, что именно США одержали такую победу. Кого же по­бедили, хотелось бы уразуметь? Если собственную политику «холодной войны» и свой военно-промышленный комплекс, то в этом контексте можно поразмышлять, припомнив раз­ные аспекты событий времен ядерной конфронтации. К то­му же не следовало бы забывать, что первоначальные ини­циативы об окончании «холодной войны» исходили после 1985 года от Советского Союза, новое руководство которого поняло, что непомерный груз гонки вооружений неизбежно приведет мир к еще более острой форме ракетного проти­востояния, равно как и экономическому краху многих стран.

Это вовсе не предположения. Я участвовал в выработке новых подходов к международным делам. Хорошо помню первую встречу с Рейганом и Шульцем в Женеве. Американ­цы не скрывали, что не верят в крутые повороты в советской политике, более того, были уверены, что перед ними разыг­рывается очередной коммунистический спектакль обмана. А Рейган вообще вел себя подчеркнуто холодно, он еще не только не отошел от своей формулы, что СССР — это «импе­рия зла», но и продолжал соответственно строить свою поли­тику. Не буду рассказывать о деталях переговоров — они достаточно подробно описаны и в мемуарах Горбачева, и в обширной литературе, посвященной окончанию «холодной войны». Ограничусь лишь несколькими памятными случаями.