Яковлев А. Сумерки

Горбачев неплохо начал, если не считать решений по борьбе с пьянством и борьбе с нетрудовыми доходами. Осно­вательный политический идеализм (в хорошем смысле этого слова), помноженный на его непривычную тогда открытость, на понимание необходимости перемен, помог придать Пере­стройке мощный стартовый заряд. В весьма специфической обстановке личные качества Горбачева, такие, как умение играть на полутонах, стараться до последнего сохранить от­крытыми как можно больше вариантов решений, — все это объективно работало на Перестройку, на поиск путей и средств обновления. Именно так я оценивал обстановку пер­вых 2—2,5 лет. Ее специфику я тоже видел в спасительных компромиссах, учитывая психологию номенклатуры. Она знала, что в партии и стране всегда что-то реорганизовыва­ется. Принимаются решения о совершенствовании тех или иных направлений работы: идеологической и организатор­ской, системы управления, работы с кадрами и т. д., но ни­когда, скажем, районные власти толком не понимали, чего от них хотят. Как начало очередной кампании они встретили и Перестройку. Пошумят наверху, заменят вывески, может быть, и новых руководителей поставят, а дальше жизнь пой­дет своим чередом. Надо только переждать очередную суету, привычную толкотню в маленьких и больших коридорах власти.

Постепенно начала складываться прелюбопытная ситу­ация. Режим в основном сохранялся вроде бы прежний, осо­бенно по внешним признакам и рутинным процедурам. Но грубые командные приемы руководства начали чахнуть. Страна замитинговала, ожили газеты, телевидение, радио. Общественное и личное сознание светлело на ветрах замель­кавшей свободы. И с этим было очень трудно что-то поде­лать, даже тем, кто был накрепко прикован к системе дикта­туры, верил в неприступность власти.

Новая обстановка находила отражение и в работе Полит­бюро ЦК. Члены Политбюро, секретари ЦК могли, если они того хотели, проявлять самостоятельность, не оглядываться на возможные упреки. Подобная атмосфера позволяла ре­шать многие важнейшие вопросы явочным порядком, нико­го, в сущности, не спрашивая. Более того, в интересах дела и не надо было спрашивать. Прежде всего это коснулось идео­логии, информации, культуры. Именно здесь и произошли кардинальные изменения.

Но не в экономике, за которую отвечали Николай Рыж­ков, Егор Лигачев, Виктор Никонов, Юрий Маслюков и дру­гие. Обратите внимание, читатель: и тогда, и теперь критику­ют за Перестройку только идеологов, в основном меня и конечно же Горбачева. Причина весьма немудрящая. Иде­ология была стальным обручем системы, все остальное старательно плясало под музыку идеологических частушек. К тому же люди, отвечавшие за экономический блок, и не хотели серьезных экономических перемен. И сегодня старые и новые номенклатурщики, объединившись в законодатель­ных органах, насоздавали столько нелепых и противоречи­вых законов и инструкций, что России долго придется выби­раться из помойной ямы бюрократизма. Когда на ногах еще гири, трудно вылезать из болота. А гири отменные, чугун­ные, многопудовые, отлитые коллективными усилиями аппа­рата партии и государства.

Вот тут, повторяю, и возникают всякого рода «трудные вопросы». Возможно, мы, реформаторы первой волны, бы­ли недостаточно радикальны. Например, не сумели насто­ять, чтобы многопартийность превратилась в нормальную практику политической жизни. Не смогли сразу же узако­нить свободу торговли и конечно же отдать землю ферме­рам или реальным кооператорам, запретив такую форму хозяйствования, как колхозы. Не сумели начать переход к частному жилью и негосударственной системе пенсионно­го обеспечения. Оказались не в состоянии решительно встать на путь последовательной демилитаризации и де­большевизации страны.

Но все это верно в идеале, в сфере незамутненной мечты. А в жизни? На самом деле, как можно было в то время уп­разднить колхозы без соответствующей законодательной ба­зы? А кто ее мог создать? Крестьянский союз Стародубцева? И главное! Что стали бы делать колхозники? Самочинно де­лить землю? Получилось бы второе издание ленинского «Декрета о земле». Интересы — вещь реальная. Номенкла­турные фундаменталисты не могли оказаться в одном лагере с Перестройкой. Рассчитывать на то, чтобы наладить с ними нормальные рабочие отношения, умиротворить, ублажить, успокоить, умаслить, было, мягко говоря, заблуждением, по­скольку за этой когортой стояли интересы власти, которую они терять не хотели.