Яковлев А. Сумерки

Через несколько дней после событий 19—21 августа 1991 года деятельность КПСС и РКП была запрещена, пар­тийное имущество национализировано, их банковские счета арестованы, организаторы мятежа отправлены в тюрьму. Но Борис Ельцин не довел до конца ни запрещение компартии, ни наказание преступников.

Это самая серьезная ошибка, однако, теперь уже Прези­дента России. И тоже трагическая. Борис Ельцин проморгал и другой опасный процесс, когда старая номенклатура плав­но перетекла в новые структуры власти, еще раз подтвер­див свою непотопляемость.

Сегодня недобитый авторитаризм получил возможность продолжить свою подрывную работу в самых разных фор­мах: формирование военизированных отрядов, нагнетание антисемитизма и нетерпимости к «лицам иной национально­сти», возбуждение великодержавного шовинизма. Идет под­мена патриотизма дел патриотизмом слов, то есть спекуля­тивным патриотизмом. В воздухе снова запахло милитариз­мом и цензурой, очевидны попытки усилить контроль над личностью, что неизбежно ведет к диктатуре господствую­щего класса через тоталитарную систему всеохватного чи­новничества. Суживаются возможности формирования граж­данского общества. Властные коммуно-патриоты на местах открыто разгоняют демократические и правозащитные орга­низации, закрывают оппозиционные средства массовой ин­формации. То и дело возникают движения и партии, кото­рые, прикрываясь словами о демократии, исполняют ту же подрывную роль, что и большевики.

Иными словами, идет бездарное разбазаривание тех принципов демократии, которые были завоеваны в условиях острейшего сопротивления со стороны партийно-чекистской номенклатуры. Начало XXI века ознаменовано возвращени­ем номенклатуры к рулю российской власти, причем но­менклатуры низкого профессионального уровня, эгоистич­ной, жадной, коррумпированной. Опасный процесс.

Воистину история безжалостна — она бьет копытом по черепам дураков. Едва получив интеллектуальную свободу, мы опять загоняем себя в шоры нового догматизма, так и не попытавшись понять по-настоящему, что же с нами про­изошло. А власть ухмыляется: каков, мол, народ — таковы, мол, и песни.

Меня часто спрашивают, доволен ли я происходящим и соответствует ли ход нынешних реформ первоначальным за­мыслам Перестройки. Очень хочется ответить «да», но из го­ловы, словно чертик из табакерки, выскакивает красный сиг­нал, гласящий: «Не торопись с оценками!» В голову лезут всякие размышления о последствиях Реформации, о просче­тах — былых и нынешних. То, что демократия и гласность обнажат преступность большевистского режима, для меня было очевидным. Но то, что при этом выплеснется на по­верхность жизни вся мерзость дна, в голову не приходило. Всеобщее воровство, бандитизм, взяточничество, терроризм, наркотики и многое другое обрели характер обыденности. Новая номенклатура оказалась гораздо жаднее старой. Раз­гул преступности, сросшейся с властью. Снова лжем и паяс­ничаем. Проводим балаганные выборы. Подробно обо всем этом я пишу дальше, в контексте конкретных событий. Здесь, пожалуй, осталось сказать только о том, что я назы­ваю личной исповедью.

Начал я свою деятельность в высшем эшелоне власти в период Перестройки. Начал с принципиально ошибочной оценки исторической ситуации. Во мне еще жила какая-то надежда на возможность сделать нечто разумное в рамках социалистического устройства. Лелеял миф, что Его Величе­ство Здравый Смысл возьмет, в конечном счете, верх над не- мыслием и неразумием, что все зло идет от дурости и корыс­ти номенклатуры.

Отсюда и возникла концепция «обновления» социализма. Мы, реформаторы 1985 года, пытались разрушить большеви­стскую церковь во имя истинной религии и истинного Иису­са, еще не осознавая, что и религия обновления была лож­ной, а наш Иисус фальшивым. На поверку оказалось, что ни­какого социализма в Советском Союзе не существовало, а была власть вульгарной деспотической диктатуры. А наши попытки выдать замуж за доброго молодца старую подрумя­ненную шлюху сегодня выглядят просто смешными.

Что это? Вера в фатализм справедливости? Романтизм? Неумение анализировать? Информационная нищета? Инер­ция сознания? Что-то еще? Не знаю. Наверное, всего по­немногу.