Яковлев А. Сумерки

Честно говоря, я тоже растерялся, наивно полагая, что вопрос возник спонтанно. Выступая, я выразил недоумение по поводу характера обсуждения. Меня встревожило то, что мы в Политбюро скатываемся к практике старых «прорабо­ток». Я, конечно, не знал, что этот эпизод подтолкнет Ельци­на к мысли об отставке. В целом же заседание оставило у ме­ня горький осадок.

Подобные «разносы» отражали суть обостряющейся ситу­ации. Они случались, как правило, когда «на хозяйстве» ос­тавался Лигачев, замещая Горбачева. Нечто похожее случи­лось и со мной. Я имею в виду проработку на закрытом засе­дании Политбюро в связи с публикацией в «Московских новостях» информации о кончине писателя Виктора Некра­сова. С Егором Яковлевым мы договорились, что появится короткая заметка. Егор Лигачев запретил что-либо печатать по этому поводу. Но некролог был напечатан. Он и вызвал бурю возмущения у Лигачева, ибо авторы некролога осмели­лись скорбеть, по его словам, по «антисоветчику». На сле­дующий день в Ореховой комнате, там, где собирались перед общим заседанием и предварительно решали все вопросы повестки дня только члены Политбюро, Лигачев обратился ко мне со словами:

— Товарищ Яковлев (обращение «товарищ», а не Алек­сандр Николаевич, как было принято, не предвещало ничего хорошего), как это получилось, что некролог о Некрасове по­явился в газете, несмотря на запрет? Редактор совсем рас­пустился, потерял всякую меру. Пора его снимать с работы. Он постоянно противопоставляет себя ЦК, а вы ему потвор­ствуете.

Ну и так далее. Его поддержали Рыжков, Воротников, кто- то еще, но, кроме Лигачева, никто особо не взъерошивался, поддерживали его как-то уныло, а многие просто промолчали.

— Ты знаешь, что Некрасов занимает откровенно антисо­ветские позиции? — спросил Лигачев.

— Слышал. Но за последние десять лет я не видел ни од­ной такого рода публикации, кроме критической статьи о

Подгорном — бывшем члене Политбюро. Но статья была правильной.

Статьи этой, понятно, никто из членов Политбюро не чи­тал, а потому никто и не возразил. Некрасов охарактеризо­вал Подгорного как человека грубого, прямолинейного и бес­цветного.

— А вот КГБ располагает серьезными материалами о Не­красове. Ты веришь КГБ? Скажите, Виктор Михайлович, — обращаясь к Чебрикову, спросил Лигачев, — правильно я го­ворю?

— Правильно, — вяло, без всякой охоты ответил предсе­датель КГБ.

— Вот видишь, — сказал Лигачев, теперь уже обращаясь ко мне.

— Вижу. Но помню и о том, что Некрасов написал одно из лучших произведений об Отечественной войне, а жил в Киеве в коммуналке и бедствовал. И никто в Украине не по­мог ему, никто не позаботился о нем в трудную минуту жиз­ни, вот он и уехал за границу.

Пользуясь случаем, меня упрекали за то, что печать «рас­пустилась». Постепенно спор затух, но оставил мрачное ощу­щение. Практически это было первое прилюдное столкнове­ние двух членов Политбюро, причем в острой форме. При­сутствовавшие не могли для себя решить, как вести себя — агрессивно или еще как. Ощущалась общая неловкость. Ру­шились традиции.

Тем же вечером с юга мне позвонил Михаил Сергеевич и спросил:

— Что у вас там произошло?

Я рассказал. Он внимательно выслушал, долго молчал, а затем буркнул, что получил несколько иную информацию.

Вернемся, однако, к октябрьскому пленуму 1987 года. Был ли прав Ельцин по сути? В определенной мере, да. Действи­тельно, Перестройка начала спотыкаться, о чем и сказал кан­дидат в члены Политбюро. Был ли прав Ельцин по тактике? Думаю, нет. К выступлениям подобного характера надо тща­тельно готовиться. Видимо, все это почувствовал и Борис Николаевич, когда выступал с ответами на критику. Что-то отводил, но с чем-то и соглашался. Ельцин осудил свое вы­ступление и позднее, на XIX партконференции, оценил как ошибочное и попросил своего рода реабилитации. Парткон­ференция не отреагировала на его просьбу, в результате чего Ельцин получил как бы моральное право возглавить антигор- бачевский оппозиционный фронт.

И последний вопрос. На этот раз самому себе. Выступил бы я сегодня на пленуме, как тогда? Отвечаю с позиции се­годняшнего разумения — нет, не выступил бы. С позиции того времени — да, ибо принципиальным вопросом для себя считал поддержку Горбачева.

Воодушевленное итогами октябрьского пленума и после­дующим освобождением Ельцина от работы антиреформа- торское крыло в партии предприняло новую атаку на Пере­стройку. Многим памятна попытка аппаратного реванша, «малого мятежа», связанного с публикацией статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами» в газете «Со­ветская Россия» от 13 марта 1988 года.

Я был в это время в Монголии. Мне показали статью в то же утро. Прочитав, я был поражен. Первое впечатление: в Москве что-то происходит, но не мог представить себе, что именно. Особенно встревожило то, что и Горбачев находил­ся за рубежом. Попросил помощника позвонить друзьям в Москву и узнать, что там делается. Из Первопрестольной от­ветили, что ничего, кроме того, что идет совещание руково­дителей средств массовой информации. Ведет Лигачев.