Яковлев А. Сумерки

Я в то время часто общался с Энвером Мамедовым — первым заместителем председателя Комитета по телевиде­нию и радиовещанию. Умный и тонкий аналитик, проница­тельный человек, из которого ключом били идеи. Нас обоих не устраивало состояние информации. Люди предпочитали слушать иностранное радио, ибо наше гнало «сладкую жвач­ку» и «восторженную белиберду». В то же время руководст­во страны понимало, что свобода информации подорвет ос­нования политической системы. Мы с Мамедовым, конечно, не заходили так далеко в своих разговорах. Мы заботились просто об информации. Подготовили даже макет новой ин­формационной газеты, но из этого ничего не получилось.

Но как-то разговор зашел о второй программе радио. Ту­да сбрасывали все, что не годилось для первой программы. У нас с Мамедовым возникла идея сделать вторую програм­му информационно-музыкальной: пять минут информации, двадцать пять — музыки, и так круглосуточно. Долго спори­ли о названии. Сошлись на «Маяке». Но как только эта идея достигла ушей работников второго канала, забушевали страсти. Посыпались письма в ЦК. Люди боялись потерять работу. Да и в ЦК, кроме Ильичева, мало кто поддерживал эту идею — ломка была слишком крутой. Не в восторге был и Суслов, он сам работал при Сталине председателем этого комитета. Ему-то в основном и жаловались.

— Ищи дополнительные аргументы! — сказал мне как-то Ильичев рассерженным тоном.

В то время, как известно, существовала практика глуше­ния иностранных передач. Бесполезная работа, но требую­щая огромных мощностей. К тому же цели своей этот треск глушилок не достигал. Уже за несколько десятков километ­ров от крупных городов можно было услышать почти любые иностранные передачи — был бы хороший приемник. Ми­нистерство связи, занимавшееся всем этим делом, боясь гне­ва начальства, поставило особо мощные глушилки на здании Политехнического музея (около здания ЦК КПСС) и на Ку­тузовском проспекте (где жило большинство членов руко­водства ЦК).

И вдруг стрельнула лукавая мысль, а что, если глушить «иностранных злодеев» «Маяком»? Убить, так сказать, двух зайцев сразу. Я доложил об этом Ильичеву. Тот улыбнулся, понимал, что предложение с хитрецой, толку будет мало, но пообещал, что доложит Хрущеву. Через несколько дней Лео­нид Федорович пригласил меня и сказал, что Хрущеву идея понравилась, но надо утихомирить коллектив и председате­ля комитета Харламова, который уже сказал помощникам Суслова, что затея Яковлева ничего хорошего не принесет. Решили вынести вопрос на открытое партийное собрание телерадиокомитета. Обсуждение было бурным и долгим. Собрание поддержало мое предложение об организации ин- формационно-музыкальной программы. 1 августа 1964 года радиостанция «Маяк» вышла в эфир.

Кстати, в 1968 году Андропов внес предложение о возоб­новлении глушения, причем втайне от отдела пропаганды. Политбюро приняло и это предложение. «Прогрессист и ин­теллектуал» пуще всего боялся правдивой информации и «буржуазной заразы».

К этому времени я уже зарекомендовал себя в глазах на­чальства как чиновник, способный что-то более или менее складно изобразить на бумаге. А поскольку начальство пи­сать речи и доклады не умело, то создавались спецгруппы для подготовки текстов. Работали обычно за городом, на да­чах ЦК. Такие выезды продолжались до двух, а то и дольше месяцев. Ели, пили, всего было вдоволь. Играли в домино, на бильярде. Заказчикам речей мы внушали, что работа труд­ная, требующая времени и больших усилий. На самом деле это было дружным враньем. То, что потом произносилось, можно было подготовить и за неделю.

Так я и попал, вместе со многими моими товарищами, в мутный водоворот бессмыслицы, полный цинизма и лжи, связанный с подготовкой «руководящих» докладов. Не буду рассказывать об этой однообразной рутине. Упомяну лишь о паре запомнившихся эпизодов.

Позвонил Ильичев и сказал, чтобы я сел за доклад к годов­щине Октября для Подгорного, председателя Президиума Верховного Совета СССР. Я не стал собирать «команду», жаль было времени. Позвонил Александру Бовину, он рабо­тал в то время в журнале «Коммунист». Попросил его напи­сать международную часть, сам сел за внутреннюю. Через пару дней встретились, соединили обе части, однако дораба­тывать не стали. Я послал текст помощникам Подгорного, по­лагая, что они сами найдут людей для доработки. Ждал звон­ка, но не дождался. Подумал, что кто-то еще готовит парал­лельный текст. Так часто бывало.

На торжественное собрание в Кремль не пошел — уехал с семьей в двухдневный дом отдыха. Но любопытство приве­ло меня к телевизору. Доклад я услышал в том виде, в каком мы его подготовили. Без всяких поправок. В одном месте прозвучала явная политическая двусмысленность. По окон­чании доклада позвонил в приемную Подгорного и сказал, что при публикации доклада надо кое-что поправить. Орато­ра еще не было в его кабинете. Видимо, как всегда, «празд­новали». Дежурный обещал доложить Подгорному о моем звонке.