Яков. Воспоминания (СИ)

— Пока, — вмешался, наконец-то адвокат Миронов, — ничто не доказывает того, что в погибшего стрелял Алексей.

Долго он ждал. Мне всегда нравилась манера Миронова работать. Он вмешивался минимально, позволяя следствию идти своим чередом. В некоторых случаях он готов был разрешить мне даже надавить на своего подзащитного, припугнуть его. Но при этом неукоснительно следил за соблюдением законности и прав своих клиентов. С ним было легко работать, потому что он понимал, что я тоже делаю важное дело, и старался мне не мешать. Не то что некоторые адвокаты, готовые на все, лишь бы вырвать своего клиента из моих грязных лап, не допустив допроса, дабы пощадить их тонкую нервную организацию, страдающую от соприкосновения с грубой полицейской прозой.

Впрочем, в данном случае Виктор Иванович прав абсолютно. То, что у меня есть на Алексея, не то что на обвинение, а даже на обоснованное подозрение не тянет. Поэтому я приказал увести Алексея Елагина в камеру и привести взамен его брата.

Братья Елагины переглянулись недобро, столкнувшись в дверях. И Владимир тяжело опустился на стул, с которого только что встал Алексей. Был он очень расстроен и как-то подавлен, будто опустошен. Сидел потупившись и глаз на нас не поднимал.

В этом допросе я отдал инициативу Илье Петровичу. Как подозреваемый по делу об убийстве студента, Владимир Елагин был бесполезен, так как во время непосредственно убийства находился в Петербурге. А вот Уваков надеялся получить от него сведения по делу Мореля.

— Что ж, Владимир Семеныч, — приступил Уваков к допросу, — еще раз повторю свой недавний вопрос: что Вас связывает с господином Морелем?

Елагин посмотрел на него, потом на меня, на Миронова. Не видя ни от кого из нас поддержки, он смущенно начал рассказывать:

— Понимаете, тут такое дело: я задолжал Морелю крупную сумму. Оставил ему кучу векселей, расписок всяких. На сумму гораздо большую. Подумал, что надурил Мореля. Наследства-то у меня никакого нет!

— Вы действительно считали, — изумился я, — что Морель так наивен?

— Да! — со вздохом признал Елагин. — Но потом я в последний раз все-таки посмотрел, что там, в этих бумагах. Проценты! Только за один год мой долг вырос в десять раз! Ну, я правда подумал, что черт с ним. Денег у меня не было и не будет.

Виктор Иванович, стоящий у окна, поморщился и прикрыл глаза рукой. Я посмотрел на него сочувственно. Надеюсь, Владимир Елагин все же ни в чем не виноват. Иначе трудно придется господину адвокату с таким клиентом.

— Что же Вас заставило приехать в Затонск? — спросил Уваков Елагина. — Я же предупреждал Вас не уезжать из Петербурга.

Владимир замялся. Посмотрел на меня, на Увакова, снова на меня. И произнес неожиданно:

— Брата оставьте у себя, пожалуйста! Пусть у Вас сидит, умоляю Вас!

М-да. Каким бы беспутным мотом не был Владимир Елагин, но брата он любил. И тревожился за него. Потому и примчался в Затонск, надеясь, видимо, защитить от Мореля. Впрочем, это мы сейчас выясним точно.

— Довольно странная просьба, однако, — сказал я ему.

— У вас просто безопаснее, — простодушно пояснил Владимир.

— Алексею грозит опасность? — уточнил я у Елагина-старшего. — Поэтому Вы здесь?

Он рванулся ко мне в волнении, но снова опустился на стул, удержанный городовым:

— Понимаете, Морель как-то сказал, что ему все равно, с кого получать долг, с меня или с брата. Я только потом понял, что он собирается погубить Алексея! А все наследство, которое мне причитается по закону, забрать себе за долги.

Ну вот кое-что и прояснилось. Морель, видимо, послал студента убить Алексея. Но тот, как оказалось, тоже умел стрелять и студента убил. Егерь Ермолай, в память о погибшем хозяине и друге, попытался взять вину на себя. Осталось выяснить еще кое-что, уже менее существенное.

— А почему отец лишил Вас наследства? — обратился я к Владимиру с вопросом.

Он смутился, отвернулся, явно не желая отвечать. Вмешался Виктор Иванович, выручая непутевого клиента:

— Это сугубо семейное дело, не имеющее касательства…

Но Елагин не дал ему договорить. Кажется, он думал, что должен рассказать мне все, чтобы заручиться моей поддержкой в защите младшего брата. А может, просто устал скрывать свою тайну.

— Отец взял вину на себя за то убийство на охоте, — Владимир Елагин в волнении встал, потом сел. Снова встал. Я сделал знак городовым не препятствовать. — Он ждал, что я приду к нему с покаянием. К нему и к родителям девочки той.

В кабинете царило молчание. Виктор Иванович слушал, как завороженный, не сводя взгляд с Владимира. На глазах Елагина выступили слезы. Он продолжал с трудом:

— Я не пришел, — и снова тяжело опустился на стул, ссутулившись.

— Выходит, Виктор Иванович, — обратился я к Миронову, чтобы дать допрашиваемому минуту прийти в себя, — и Вы об этом не знали?

— Нет, — покачал головой Миронов.

Елагин всхлипнул. Я перевел на него взгляд:

— Но тюрьма не грозила ни Вам, ни отцу. Дело-то было улажено!

Владимир Елагин тяжело вздохнул, борясь с эмоциями: