Яков. Воспоминания (СИ)

Виктор Иванович сохранял спокойствие и рассудительность. Но выглядел он неважно. Было видно, что от потрясения еще не оправился. Тем не менее, он принял нас сразу и даже не стал пенять дочери за самовольство, с которым она вмешала в дело полицию. А узнав о смерти поручика Набокина, и вовсе сделался серьезен и старался отвечать на мои расспросы как можно более тщательно:

— Эту фотографию сделал мой друг, подпоручик Шапкин. Вот он, видите, стоит с испуганным лицом. Он боялся не успеть добежать до остальных.

— Но он не отмечен. Что ж, получается, погиб?

— Да, — Виктор Иванович погрустнел. — Погиб. Я сам видел.

— А это кто? — указал я на еще одного человека, стоящего на фотографии рядом с молодым Виктором Мироновым. Это лицо тоже не было отмечено.

— Это мой друг, подпоручик Бехтерев. Он тоже погиб в той засаде.

— Ну, а вот это кто? — указал я на еще одно не зачеркнутое лицо. Человек, изображенный на фотографии, почему-то повернулся к фотографу в профиль и из-за этого казался стоящим особняком.

— Поручик Садковский, — пояснил Виктор Иванович.

— Он тоже не отмечен. Получается, погиб?

Миронов налил себе коньяку:

— Кажется, пропал… — сказал он как-то неуверенно. Но тут же поправился: — Нет, погиб. Конечно же, погиб.

Неопределенность в его голосе и некоторое едва слышное смущение насторожили меня. Мелькнуло ощущение, что Виктор Иванович на самом деле не знает ничего о дальнейшей судьбе поручика Садковского, но почему-то хочет, чтобы тот оказался погибшим.

— Так погиб или пропал? — уточнил я. — Вы не уверены?

— Уверен, — решительно произнес Миронов и залпом опрокинул рюмку коньяку.

Ладно, оставим это пока. В конце концов, есть и иные способы осведомиться о дальнейшей судьбе поручика Садковского, если я сочту это необходимым. А пока продолжим разговор:

— Ну, а что Вы сами обо всем этом думаете? Есть какие-то предположения, Виктор Иваныч?

Миронов со вздохом развел руками:

— Просто теряюсь в догадках.

— Ну, хорошо. Тогда не могли бы Вы вспомнить имена остальных выживших, — попросил я его. — Может быть, кто-то из них тоже получил такие фотографии и сможет пролить свет на эту тайну.

Виктор Иванович с легкостью назвал мне требуемые имена. Он не только хорошо их помнил, они даже поддерживали общение порой. Надеюсь, кто-то из этих двоих сможет мне объяснить, что же все-таки происходит.

Я оставил расстроенного Виктора Ивановича на попечении супруги, и покинул дом Мироновых в глубокой задумчивости. Непростое получалось дело, я сразу это почувствовал. А еще мне казалось, что несмотря на то, что Виктор Иванович всячески пытался мне помочь, он все-таки не был со мной до конца откровенен. Что-то не упомянул он в своем рассказе, возможно, считая неважным. Но я знал, что при расследовании убийства не бывает неважных мелочей. Любой малозаметный факт может оказаться значимым, повернуть расследование по нужному пути. Ну да ладно. Надеюсь, время у меня еще есть. И я успею, при необходимости, разговорить господина адвоката.

В этот момент мои размышления были прерваны Анной Викторовной, выскочившей за мной на крыльцо даже без платка, в одном наброшенном на плечи полушубке:

— Погодите, Яков Платоныч, — окликнула она меня. — Вы будете дело открывать?

Я был абсолютно уверен, что состав преступления есть, и дело я открою. Как и в том, что дело это будет весьма непростым. Но даже несмотря на то, что я был очень рад снова ее видеть и разговаривать с нею, меньше всего мне бы хотелось, чтобы неугомонная барышня Миронова вновь вмешивалась в расследование. Поэтому я ответил ей с максимальной рассудительностью и минимальной искренностью:

— Все зависит от заключения доктора Милца. Если он установит, что произошло убийство, то разумеется. А если Набокин умер от естественных причин, то…

— Но как же! — перебила она меня возмущенно. — Но ведь две фотографии с отметками — это же не случайность!

— Конечно, не случайность, — продолжал я, — но, если Набокин умер своей смертью, то все эти фотографии не более, чем чей-то розыгрыш. Вашему отцу кто-то прислал фотографию, на которой отметил его и еще троих его боевых друзей. Все.

Я надеялся, что мои рассуждения о розыгрыше хоть немного успокоят ее, заставят меньше переживать. Но Анну Викторовну всегда было непросто сбить с мысли. Вот и теперь она была не согласна со мной. И сердилась.

— Да не переживайте Вы раньше времени! — постарался я ее утешить. — Давайте дождемся заключения врача.

Лицо Анны сделалось упрямым. Она задумалась на секунду, и потом, видимо, решившись, выпалила:

— Я видела там, на войне, на отца напал офицер. Он был в длинной шинели и с саблей.

— Видели? — я не сдержал непрошеную улыбку. Все вернулось. И она снова рассказывает мне свои сказки. — Это Ваши видения?

Кажется, Анна Викторовна приняла мою улыбку за насмешку. Посмотрела обиженно и, не прощаясь, скрылась в доме.