Яконур

Идеи у Элэл случались и бредовые, существовал, применительно к нему, даже термин «шнапс-идея»; хотя Элэл никогда не выпивал больше рюмки, термин нередко оказывался подходящим. И каждая была хорошо аргументирована, была убедительна; его оппонентам и его ученикам много требовалось посуетиться, чтобы опровергнуть Элэл, годы уходили на то, чтобы показать: ничего такого там нет и быть не может. Но при этом из всех его идей в конце концов что-то получалось! Что-то чрезвычайно ценное каким-то образом вылезало, произрастало множество прекрасных непредвиденных результатов; а что было вначале?.. Сам Элэл ко всему, что делалось с его идеями, к причудам их сложной жизни относился с добродушием и юмором.

Герасим работал и с Элэл, и со Вдовиным… Элэл, бывало, отдавал Герасиму на рецензию статьи, которые ему присылали, и Герасим, возвращая их, часто говорил так, как научился у Вдовина: безобразие, болван, концы с концами не вяжутся, кто это пишет; Элэл отвечал: «Ну-ну-ну, не горячитесь, я знаю этого Толю (или Колю), он умный человек, здесь должно что-то быть…» — и переделывал резкие отзывы на более спокойные.

Имея дело то со Вдовиным, то с Элэл, Герасим как бы говорил на двух языках; и не раз попадал впросак. Особенно вначале; что-то он мог выяснить только эмпирически. Закончив первую работу, которую он делал под влиянием Элэл, Герасим пришел к нему, изложил содержание и сказал что-то вроде: ну как, подпишем?.. «Тьфу, тьфу, тьфу, — стал плеваться Элэл, — никогда в жизни я ничего по моделированию не подписывал и подписывать не собираюсь».

Да, разные языки!

Так и не было у Герасима совместных работ с Элэл. Правда, его включили в одну коллективную статью (Элэл, Яков Фомич, Захар, еще несколько ребят и Герасим). Он не знал и обнаружил это лишь недавно, обновляя по очередному поводу свой список; стал смотреть картотеку в институте и обнаружил.

Итак, «ты не из его учеников», сказала ему Ляля…

Машину следовало бы помыть, да ладно. Проскочит до больницы по проселку.

* * *

Подробности Яков Фомич не стал рассказывать, закончил Лукой Лукичом: «Не приведи бог служить по ученой части, всего боишься. Всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек».

Ребята молчали.

Яков Фомич махнул рукой, вышел.

Захар пошел с ним по длинному институтскому коридору.

— Вдовин дал задний ход, — повторил Захар. — Может, есть смысл теперь остаться?

Нет, не понимали они…

Не мог он остаться, не мог!

— Это же просто уход… — продолжал Захар.

До сих пор Яков Фомич ощущал, как толчками пробивается в его теле кровь; никак не утихнет.

Захар:

— Есть такой процесс, который олицетворяет Вдовин, вы должны смотреть на это, как на определенный процесс…

Разве слово что-нибудь меняет? Ладно, Вдовин — это процесс, и Яков Фомич — процесс. Что изменилось? Он, Яков Фомич, должен поступить, как Яков Фомич. Какое ему дело до того, что все это — процессы?

Захар отстал… видимо, повернул обратно.

В одиночестве Яков Фомич шагал дальше.

Это было тоже платой… В критической ситуации обнаружилось, что он меньше связан с ребятами, чем казалось.

Крупно платил он сегодня…

У выхода остановился возле вахтерского столика, набрал номер телефона Лены; едва дождался, когда она ответила, и несколькими словами объяснил, что с ним сегодня произошло.

* * *

На телетайп, значит, перешли? Шатохин придвинул листок. «Москвы… Усть-Караканский комбинат Шатохину». Допустим… «Связи с тем что наша газета намерена вновь вернуться проблеме Яконура просим вас ответить на следующий вопрос двтчк существует ли сегодня и если существует то какой именно форме и степени угроза загрязнения Яконура сточными водами комбината тчк с аналогичными вопросами газета обратилась и другим ученым научным организациям ведомствам имеющим отношение проблеме Яконура тчк очень просим сообщить ваше мнение заранее благодарны вам — и. о. главного редактора…» Понятно!

Взял красный карандаш, написал поверху крупно и размашисто: «Подготовить краткое резкое письмо. Последнее слово должно быть наше. Обязательно. Шатохин».

Отложил телекс.

Взял список, — кто приезжал на комбинат в командировку за последнюю неделю. Начал просматривать. Против инспектирующих и прожектеров ставил свою красную отметку. Затем взял лист бумаги и для каждого прикинул стоимость проезда, помножил суточные и квартирные на число дней; сложил все столбиком. Усмехнулся. Достал блокнот, раскрыл на нужной странице и к цифре, которая там была, прибавил то, что получилось в этот раз.

Еще усмехнулся. Захлопнул блокнот и бросил его в ящик стола.

Придвинул снова телекс; перечеркнул то, что написал на нем. Взял чистый лист бумаги и — сам.