Ему приходилось понять: пусть его статус исследователя был в широком мире весьма высок, он получал значимые тому подтверждения от немалого числа людей, наконец, от коллег со всего света, однако отсутствие тепла, прочности, поддержки в небольшом, из нескольких человек, кругу рядом с ним оставляло его одиноким и отчужденным. Ему приходилось понять: все обернулось иначе, нежели он думал в тот, пограничный день; что ему модель, удачи, если он терял ребят?.. Ему пришлось понять, что безоговорочность мужской дружбы имеет некоторый предел, который можно описать в терминах чести, долга, верности; и его случай — победа недостойными средствами — есть тот самый, когда могут покинуть и друзья…
Не находя опоры вовне, Герасим обращался к самому себе. Эта была старая мечта иметь за душой что-то такое, с чем сделаешься неуязвимым, что-то такое свое, настолько свое, чего никто никогда не в силах лишить, на что никакое внешнее обстоятельство не в состоянии повлиять; на этом можно было бы держаться всегда, при любых условиях. Владел ли он чем-то таким? И в какой мере? Раньше, теперь?..
Впрочем, и это, он знал, можно повернуть иначе, повернуть и покатить в обратную сторону; все зависело только от него.
Отсутствие надежных внутренних опор и жесткие отношения в группе несложно было принять за норму жизни и человеческих отношений, вполне посильную для деятельного мужчины, а тоску по ощущению безопасности и поддержки в дружеском кругу определить как проявление слабости; значит, — наплевать и забыть…
…Хоть бы один зашел, позвонил!
Яков Фомич стал рассказывать Старику о своих тетрадях, о том, что начал писать…
— Ага! — воскликнул Старик. — Душа, значит, у вас болит? Оч-чень хорошо! Потому, значит, вы и решили особенно не ввязываться? Это вот сделаете, от сих до сих, и хватит, довольно будет с вас в этом мире? Прекрасно. Мужчина! Интеллигент! Еще и действовать — зачем? Тратить себя на то, чтобы убеждать, настаивать, принимать решения? Склочничать, внушать, наконец, просто служить? Пишите себе в одиночестве! О, милый образ интеллектуальной работы, — прогулки по тенистым аллеям, рукопись разложена на столе под яблоней… А до чего сладко лелеять в тишине душеньку, прислушиваться к тому, как она там у вас побаливает и ноет… Еще рекомендую смелые разговоры в кругу близких знакомых, особенно — единомышленников… И ничего, ничего больше не надо, достаточно!.. Вы хоть понимаете, что вы делаете? Вы задумали поручить Вдовину и Свирскому свою судьбу! Все им отдать, все доверить! И свою судьбу, и судьбы других людей. Судьбу тематики, И неизвестно чего еще. Мало ли какие еще решения вы им доверяете, на которые могли бы оказывать влияние! Ну что с вами делать, а, что с вами делать?..
Кажется, сегодня стало лучше.
Да, лучше. Кажется… Лучше, в самом деле лучше.
Элэл нащупал левой рукой провод, обхватил его пальцами, провел вдоль него; нашел кнопку. Случалось уже ею воспользоваться… Но сегодня он может отодвинуть кнопку. Вот так. На целую ладонь.
Если что-то вдруг, все равно легко достать.
А все-таки отодвинул.
Устал… Разжал пальцы, раскрыл ладонь, уложил, прижал ее к простыне. Вздохнул; успокоил дыхание. Чуть повел по простыне ладонью, стирая пот.
Ничего… Ничего, он еще поднимется!
Так просто он не дастся. Надо только подождать какое-то время. Все будет хорошо. Он встанет на ноги. Он так решил, значит, так и будет.
Ничего, ничего…
Он не один.
Вон их сколько, все они с ним… предшественники на его пути… корни… в нем их кровь, их гены.
Равняйся только… выстраивайся по ним… Их нет, но след, след как врезан… на мосту, на обелиске, на карте…
За ними, за их поступками, биографиями, ведь за ними стояли… какие силы двигали… что за ними только ни стояло… история, войны, интересы коммерц-коллегии или чего там еще, верования, идеи Петра, философские поиски, поиски купцов, экономика…
А все же они смогли прожить свои жизни так, что не были… слепыми исполнителями… хотя бы и воли истории… не были слепыми исполнителями воли истории. Работники были… не исполнители воли истории, а ее работники. Они же сами ее делали…
Какая самоотдача… в их труде… и самопроявление! Всего, что было в них. Крови, генов.
Не были независимы от внешнего мира, как и он, да и ни от чего во внутреннем — тоже… Но сильны были достаточно для того, чтоб не оказаться как муравьи в муравейнике…
Пальцы сжались. Элэл волновался.
Он будто снова готовился к жизни. Новой жизни, так непросто и не случайно ему достающейся.