Яконур

Но механическое обращение с этим образом Вдовина, не с человеком, а с моделью, требовало от Герасима соответствующего подхода, такого, которому не надобно было участие души, да и образ мышления притом оказывался фрагментарный, участвовала в нем только часть ума, не самая усложненная, и операции производились весьма простые, напоминавшие элементарные вычисления… Все это создавало определенную привычку, подход к миру постепенно становился более и более законченным и закреплялся в сознании, а взгляд на других людей переносился и на себя самого; так и вся внутренняя жизнь понемногу, однако заметно, упрощалась, приближаясь по характеру своему к операциям вычислительной машины…

Какая разница, на что запрограммированы роботы — на счет, на зло или на добрые дела, — все равно роботы; точно по сказке, по сестрице Аленушке: не водись со Вдовиным — во Вдовина превратишься!

…Да, он сделал необходимое, чтобы возобновить свое восхождение в круг тех, на кого всегда смотрел с воодушевлением, сделал, как требовалось, чтобы продолжать двигаться и последовательно становиться одним из них.

Но события, хотя все он сделал, казалось, верно, развивались, сами. Внимание к нему со стороны Вдовина, которое прежде Герасим постоянно отмечал, — оно озадачивало Герасима, но и было знаком особенности их отношений, особенности того, насколько Вдовин считается с ним, — теперь исчезло. Вдовин, чувствовалось, удовлетворен — добился своего — и возвращение Герасима рассматривает как желательный результат; но еще более Герасим ощущал у Вдовина одновременно и разочарование; охлаждение даже, что ли; и, видимо, тем обусловленную — неприязнь… Как бы ни квалифицировал Герасим Вдовина, это было ему обидно! И — вынуждало его, в конечном счете, все сильнее пасовать перед Вдовиным… Противник ли, союзник ли, — как получилось; что этот человек ставил его так низко?.. Ситуация делалась с каждым днем определеннее: Герасим понимал, что его постепенно приравнивают к Сане, положение его низводят до положения Сани…

И чем тщательнее Герасим выполнял условия соглашений, чем старательнее вел свою роль, чем более демонстрировал свою принадлежность клану Вдовина и большее проявлял усердие — тем хуже становилось, ибо все это оценивалось теперь по-новому; он в полной мере вынужден был испытать последствия собственных поступков!

…Да, Вдовин начал лояльно относиться к модели, дал людей, оборудование, можно было работать…

Но условия работы были специфические… Едва Герасим получил хороший результат — выяснились новые обстоятельства: Вдовин не скрывал, что удача интересует его не только сама по себе, но прежде всего как шпилька Снегиреву; таким образом, смысл и значение усилий Герасима свелись к тому, что где-то делались темные ходы в чьей-то нечистой игре, сам он оказывался в ней пешкой, а Снегиреву невольно причинял зло…

Герасим чувствовал: все поворачивается не так; вот он хотел сделать большие, необходимые дела, от которых были бы польза, добро многим людям, может, тысячам, миллионам, однако все это оставалось пока еще далеко, за горами, за долами, за месяцами и годами работы, с отнюдь не стопроцентной вероятностью осуществления, а сегодня от его усилий была польза, была уже выгода нескольким не слишком хорошим людям, которым и так в общем жилось весьма благополучно, едва ли они в чем-то нуждались, могли обойтись и без этого прибавления, и было недобро — людям хорошим; выходило, что для того он изменил себя!

…Да, Вдовин поддержал радиационную очистку, дал ей зеленую улицу, можно было только радоваться его помощи…

Но затем появилось и объяснение этой поддержки. Вдовин тут выступал в качестве промежуточного звена, главная поддержка исходила из неожиданного источника — от Свирепого: ему требовалось показать, что он радеет за Яконур. Существо дела Свирского не заинтересовало, важен был только сам факт: он поддерживает яконурскую тематику; и уж этому факту надлежало быть широко известным… Таким образом, и очистка оказалась включена в чью-то игру; и выходило, что Герасим помогает Свирскому, работа Герасима оборачивалась против Яконура…

Он вернулся к этому миру со многим, что сделалось ему очень дорого; и стоило только признать, что что бы то ни было важнее этого, хоть на один час и хоть в каком-нибудь одном, исключительном случае,как обнаруживалось, что нетпоступка, который нельзя было бы совершатьбез чувства вины, не считая себя виноватым!Он вернулся к этому миру со многим, что стало ему очень дорого, и каждое прикосновение вдовинского мира было губительно, все делалось отравленным… стоками, производимыми, непрерывно, дни и ночи…