Яйцо Чингисхана или Вася-василиск

Василий выбрался тогда целым и невредимым. Конечно, сыграла свою роль и бешеная пальба, поднятая сотоварищами. В девяносто первом джигиты еще не так были привычны к ночным дракам. Однако Косарев так и не вышел из боя. А при подрыве противоселевой стенки на повороте дороги осколком камня резануло переводчика Кальнишевского, и горцы, догнав его по кровавом следу, покромсали кинжалами. Об этом позднее, при встрече у рухнувшего мостика, рассказал Мухаметшин, который все видел, но не имел права вернуться. Как казалось тогда Василию, три человека погибли ни за что, а если добавить еще ту старуху, то и все четыре. Впоследствии он не любил ни рассказывать, ни даже вспоминать этот эпизод за его бессмысленность и непонятность, пусть и хотел порой блеснуть перед какой-нибудь дамочкой.

Еще он боялся, что за старуху ему придется ответить перед какой-то высшей или низшей силой, собственно из-за этого он и начал набираться экстраморфина регулярно.

Зарубка 2. (там же) «Удар третьей рукой»

Василий переправился через озеро даже не на плоту, а на полусгнившей коряге. На большее у него не хватило бы последних сил и желаний. Во время «паромной» переправы ноги пассажира оставались в воде. Это было удобно, потому что пассажир по совместительству являлся и двигателем. Можно было грести в самом нужном направлении. С другой стороны организм не справился с переохлаждением и быстро пал в объятия простуды. Так что в Камышинском Василий Самуилович появился с температурой, весь в соплях, нос работал, как неисправный кран.

Дядя Егор встретил его еще на тропе, ведущей мимо деревни, и сразу признал, несмотря на то, что не виделись они с тех пор как у Васеньки прорезались клыки. Ехал Е.Рютин на телеге с лошадью, так что доставил на хату с ветерком и уложил поближе к растопленной печке, из-за которой высовывали свои рыжеватые мордочки нелегалы-грызуны.

Дядя не только признал племянника, но и стал потчевать всякими отварами да наварами, из которых особенно запомнился суп из молодых мухоморов и кислой капусты под водку. Из-за такого лечения-кормления Василий вообще света белого не видел. У него сразу поплыло перед глазами и показалось, что температура тела подскочила минимум до ста градусов. Затем все залило вдруг ярким светом, и больной почувствовал, что испаряется. Однако моральных мучений никаких: полностью выложился на дистанции, показал себя настоящим спортсменом и джентльменом.

К утру температура исчезла, почти полностью: и лишняя, и необходимая. Василий не только охладел, но вдобавок высох; само собой, от соплей и следа не осталось, также как от слюней и других внутренних жидкостей. Больной, в целом, тоже как будто съежился. Даже кожа потемнела и заморщинилась.

— Это поправимо. Много — не мало, — изрек дядя Егор и притащил ведро кваса, который был тут же выпит. Из-за этого бывший больной раздулся и покрылся отеками.

— Понятно, что оказался ты здесь не от хорошей жизни, поэтому привередничать не будешь, — приговорил дядя Егор. — И меня сюда кривая да нелегкая вывела. Батяня мой срок тянул под Красноярском. Освободился в 56 без права проживания в крупных городах, вот и осел по дороге к Уралу. Камышинское тогда побольше чем сейчас раз в пять было: и ссыльные, и местные тут ютились. Но затем, кто смылся, кто помер. И зря, кстати. Здесь тоже хорошая жизнь обнаруживается безо всякого телескопа. Выпить — всегда пожалуйста. Выйти с голым задом в огород — выходи, и никто выговора не сделает. Бабы — вот тебе нате, от пятидесяти до девяноста лет, любых размеров, и даже жаниться не обязательно. Так что тебе не придется здесь кручиниться.

Первые два дня кручиниться в натуре не пришлось. Рыбалка, грибочки, охота на призрак зайца, деревенские жирные харчи. Вечером яблочные вино и самогон на сон грядущий. Была, правда, странность одна, причем малоприятная.

Во сне постоянно ощущалась теснота. Будто нет у него ни ручек, ни ножек, только два хвостика… и большой голодный рот, и адская пустота в животе, и скудный умишко. А вокруг еще сотни таких голодных ртов и хвостиков с ядовитыми иголочками на концах. И надо постоянно сновать, ползать, дергаться, увиливать от ядовитых иголок и сосущих-грызущих ротовых отверстий. И самому разить-колоть и кусать, впиваться, грызть, сосать, размачивать едкой слюной, потому что голодно, голодно и тоскливо. А потом еще стало холодно и страшно — он словно прорвал какую-то преграду и из теплой, теперь уже уютной полости вылетел в огромный и страшный мир. Он был крохотной тварью, маленькой пиявочкой-козявочкой, которую носят бурные потоки и разят мощные заряды, которую всасывают огромные водовороты и сбрасывают высоченные водопады.

И при том Василию все тяжелее было просыпаться. И даже когда просыпался он, то впечатление большой уязвимости и уносимости сохранялось. Так что он порадовался тому, что не развеял целиком пакетик с экстраморфином. Доза, как всегда помогла. Конечно это снадобье может снова повернуть мозги, но они и так повернуты, так что получится полный кругооборот.