Ядро ореха

Борис Зуев — парень белесый, голубоглазый, родом откуда-то из-под Елабуги — каждый раз, как приходит к Ардуанову, стучит в дверь несмело, топчется на пороге; с тетушкой Маугизой, высокой, острой на язычок женщиной с ярко-синими, что встречается у татар очень редко, — живыми глазами (нет еще двух недель, как приехала она с детьми); здоровается прораб уважительно, прижимая потертую шапку к груди, склонив голову. Подростку Мирзануру, как равному, крепко жмет руку. И они с Мирсаитом-абзый приступают, немедля к делу. Впрочем, только было подходят к столу — влетает в двери с пронзительным криком Катя-Кашифа, дочка Ардуанова, десяти шумных и озорных лет. Выучила она только что новое русское слово, и вот надо ей непременно поделиться своей радостью с отцом да с гостем-дяденькой. Те, однако, особого внимания на нее обращать не хотят, стараются выпроводить поскорее к маме.

К разговору во время занятий прислушивается и Мирзанур — его из комнаты не выгоняют, лишь велят не шуметь и не досаждать им разными вопросами.

На столе расстелены карты и чертежи. Борис, чуть согнувшись, стоит рядом, водит по чертежу пальцем, не спеша объясняет, как расставить людей, на сколько ячеек разделить фундамент, как высчитать объем проделанной работы. Легко понимает Ардуанов, когда речь идет о прямоугольной площадке, живые карие глаза его чуть заметно улыбаются, соглашаясь со всем тем, о чем рассказывает Борис. А вот как правильно высчитать площадь помещения с куполообразной или, скажем, треугольной крышей? В таких случаях Ардуанов будто сникает даже: уныло повисают пышные усы, в глазах колышется недоуменная дымка. Но Борис — парень толковый; не ленится, не суетится, объясняет Ардуанову подробно и доброжелательно. По отдельности останавливается он на каждом звене выполняемой работы, а если и на этот раз не удается растолковать, донести до бригадира четкий смысл, Зуев не расстраивается, не нервничает, спокойно и толково начинает объяснять заново. В таком терпеливом, обоюдно старательном ключе занятие их продолжается до тех пор, пока возле барака не раздаются шум, смех и залихватские переборы тальянки.

Только послышится за маленьким окошком барака голос вечерних игр молодежи — томительный перелив гармони, — все: Борис начисто утрачивает хвои учительские таланты. Не то чтобы объяснять, слова не может выговорить без раздраженной гримасы; так бесит его этот звонкий голос, — конечно, есть на то своя особая причина. Девушка, светлоглазая красавица, с которой Борис дружил три года, на которой жениться мечтал, бросила его в одночасье да и вышла замуж за поповича; на богатой свадьбе всю ночь напролет ревела, буйствовала гармонь, развлекая пьянешеньких гостей... Терпеть не может!., в печенках сидит у него с той ночи тальянный жестокий перебор...

...Торопливо, споро бегут дни — разматываются беспрерывной нитью с большой неведомой катушки времени; на берегу Камы, в поселке Чуртан, в Березниках сооружения вырастают одно громаднее другого; разворачивается грандиозная стройка и все большей отдачи требует от тебя, должен и ты расти и крепнуть вместе с нею, или же отбросит она тебя, как в бурю выносит волна на пустынный берег сорную щепу.

По дамбе, которую недавно еще, всего-то год назад, проложила, перелопатив торфяное жуткое, болото, бригада твоя, день и ночь, сутки напролет идут нескончаемо обозы — везут оборудование на строящийся химкомбинат. По обе стороны дамбы взметнулись четырех-, пятиэтажные дома, — школа, детский сад и клуб строителей открыты в них, новые и удобно-просторные. Рядом с каменными высокими домами приютились разные конторки, времянки, деревянные жилые бараки; улицу эту, первую улицу будущего города химиков, назвали «Пятилетка». Звучное слово «пятилетка» — бишъеллык! — было у всех на устах.

Весной, когда земля вокруг очистилась от снега и уже подсохла немного, на стройку пригнали две машины. Этих, далеко не новых, с полинялой краскою кабин и залатанными бортами «Пирсов» встретили радостным, ликующим шумом.

«Пирсы» были пятитонные, со сплошными резиновыми колесами, пригнали их пермские шоферы. Пригнали и тут же сами уехали обратно.

Ищут теперь среди пятнадцати тысяч рабочих шофера — человека, который, мог бы водить машину. Вот ведь времена пошли! Взялся за это дело сам Крутанов, отправил на все четыре стороны своих заместителей, подключил и комсомол. В отделе кадров товарищ Нурисламов, перебрав тысячи анкет, нашел человека по фамилии Буранов; работал тот слесарем на строительстве цеха каустики. Пригласили его в кабинет Никифора Степановича, начальника всей стройки.

— Садитесь, Роман Яковлевич, — сказал Крутанов, с надеждою глядя на слесаря. — Вы нам очень нужны. Из отдела кадров сообщили, что вы в Ленинграде кончали автошколу. Это правда?

— Правда... — нехотя сказал Буранов.

— Ну, значит, вы сможете отремонтировать машину.

— Возможно...

— Но я не вижу в вас энтузиазма, товарищ Буранов?

Усмехнулся слесарь краешком губ.

— Я, товарищ начальник, никак не могу ремонтировать их один. Трудно! По крайней мере, понадобятся мне два помощника.