Яд материнской любви. Как мама придумывала мне болезни. Личная история о синдроме Мюнхгаузена

Не знаю, чего я боялась больше: что мне сообщат о смерти или что скажут о выписке и, как следствие, о необходимости забирать и срочно решать вопросы по двоим лежачим больным. За первую неделю я выяснила, как организовывать похороны, сколько это примерно стоит, и теперь пыталась готовиться к любому исходу.

Когда в пятницу мне сообщили, что мать перевели в реанимацию, я минут на десять впала в липкий, качающийся на волнах страха и чувства вины ступор. С одной стороны, я осознавала реальную угрозу ее жизни, с другой – я уже так много раз испытывала нечто похожее и думала: «Ну, на этот раз точно не ложная тревога и все по-настоящему» – и ошибалась, поэтому мне было сложно поверить в происходящее до конца. Самой яркой мыслью была одна: если она умрет, все наконец закончится – и я буду свободна. Следом накрывала вина. Неужели я желаю смерти своей матери?

Если за первую неделю я выяснила, как организовывать похороны, то вторую была занята поиском контактов сиделок. Мать перевели в обычную палату, я дозвонилась до врача бабушки, который говорил о хорошем прогнозе, и я стала готовиться забрать их обеих из больницы.

Подвешенное состояние, в котором ты не знаешь, по какому сценарию все пойдет, душит. Оно как будто сковывает, не оставляя места для маневра, и ты, словно в метро в час пик, можешь только ждать – зажатый со всех сторон толпой, – когда же поезд доедет до твоей остановки.

В то утро я наконец-то договорилась с собой. Я приняла, насколько это вообще было возможно, что ситуация сложная и быстро не разрешится. Я напомнила себе, что жизнь у меня одна и, пока ничего не происходит, можно и пожить. Первый раз за две недели я приехала на работу в приподнятом настроении. В голове были планы, в душе – даже некоторая легкость и уверенность, что все разрешится. Именно тогда и поступил звонок, которого я так боялась. Звонил бабушкин врач: сообщить, что она умерла. Причина смерти – резко развившаяся дыхательная недостаточность на фоне ковида. Спасти ее не смогли. Шок и эмоции от этого известия я не могу сравнить ни с чем. Ощущение было, словно плечи зажали в тиски, в горле встал ком и тяжело вздохнуть, следом накатила безумная тоска. Слез не было. После объяснений врача, наполненных медицинскими терминами, все, что я смогла спросить у него, – это:

– Что я должна сделать?

А делать что-то особенное в этой ситуации, оказывается, и не нужно. Необходимо всего лишь приехать в морг – а там уже все по накатанной – один заказ-наряд, другой. Ритуальное агентство тут же, соседняя дверь от морга.

– Гроб закрытый или открытый? Отпевание будете заказывать? Певчие девять тысяч рублей. Кремировать или хоронить? Гроб эконом или бизнес? В крематорий сами поедете? А в ЗАГС?

Казалось бы, стандартные вопросы, но у меня было ощущение, что я на экзамене, а предыдущую неделю вместо подготовки шаталась по барам и возвращалась домой под утро. Сейчас я могу сделать только один вывод: готовым к этому быть совершенно невозможно, даже если специально настраиваться на худшее. А еще, когда принимаешь все решения в одиночку, непременно чувствуешь, что сделал что-то не так. Не тот гроб, не та одежда, не так все было организовано. Как будто недостаточно постарался, а где-то и вовсе сэкономил. Даже мысль о том, что похороны для живых, а не для мертвых, не помогала.

Мать выписали через неделю. Лежачую, с раком молочной железы, метастазами в легких и полным нежеланием ложиться в хоспис. Она так долго шла к этому диагнозу, так усиленно его добивалась, и вот наконец-то у нее получилось. Сейчас кажется, что, достигнув цели, мать наконец поняла: это совсем не то, чего она хотела.

Но что-то я начала с конца…

Пролог Что у вас в анамнезе?

– Объясните суду, почему двадцать лет все было хорошо, и вдруг такая трагедия?

– Извините, господин судья, двадцать лет длилась трагедия, и только теперь все должно быть хорошо!

Из к/ф «Тот самый Мюнхгаузен»

Я родилась в семье врачей в 1988 г. Мое появление на свет стало для всех медицинским чудом. Маме диагностировали бесплодие, которое было следствием неудачного гормонального лечения в детстве. Однажды она приехала в Тверь из Латвии на очередное обследование, в ходе которого ей сообщили о беременности. Чуть меньше чем через девять месяцев родилась я.