Яблоневая долина

Она стёрла кровь со щеки. На волосах Глеба проступил иней, Приш смахнул его. До утра Глеб может не дожить, от этих мыслей Мёнгере лихорадило, будто она подхватила болезнь от него.

– Там дом, – указал Приш куда-то вбок.

Мёнгере замотала головой: хватит! Она не вынесет, если их прогонят ещё и отсюда.

– Я сбегаю, – сообщил Приш.

Мёнгере опустила Глеба, она не могла его удержать. Приша не было долго. Наконец, он вернулся.

– Там бабка одна в доме, глухая. Еле достучался. Пошли.

Они еле доволокли Глеба до дома, тот весь окоченел. Мёнгере подхватила его за ноги, а Приш ухватился под мышками, чтобы втащить поэта в дом. По указу хозяйки дома они положили Глеба на скамейку, подвинутую к очагу. Она подошла к нему. У хозяйки дома было лицо, изрезанное морщинами, седые волосы, убранные под платок. На вид ей было за восемьдесят – совсем старая.

Старуха разглядывала Глеба, а Мёнгере – её: невысокая, сухонькая, в длинном тёмном платье. Спина сгорблена, руки похожи на лапы птиц – такие же скрюченные. На шее висят амулеты на кожаных ремешках: глаз, вырезанный на деревянном кругляше, коготь животного, какой-то мешочек. Левое запястье перевязано красной шерстяной ниткой. От старухи пахло травами и старостью. Она проверила глаза Глеба, заглянула ему в рот.

– Умирает, – сообщила она. – Сегодняшнюю ночь не переживет.

Старуха произносила слова слишком громко. Мёнгере хотела попросить её говорить потише, чтобы Глеб не слышал, но сообразила, что это из-за глухоты.

– Нам сказали, что это проклятье, – ответила она.

Старуха кивнула:

– Так и есть. Это ледяная бомба. Лежит она себе и лежит, может сотни лет прождать. И когда находит нужного человека, взрывается и в него попадает. И тогда он становится ледяной бомбой и ждёт своего часа.

Мёнгере села возле Глеба.

– А почему вы не испугались? – спросила она.

– Проклятья-то? Так чего его пугаться? Оно же для определённого человека, не для всех.

Старуха разлила по кружкам какую-то жидкость и добавила:

– А на деревенских не серчайте. Боятся они. За благополучие трясутся. Так что простите их. Из-за хорошей жизни стали равнодушными.

Она протянула кружки Мёнгере и Пришу. Девушка выпила травяной настой, не ощущая вкуса.

– Так ничего нельзя сделать?! – вырвалось у неё.

Старуха распрямилась и тихо ответила:

– Почему же нельзя? Можно.

Она забрала у путников кружки и положила их в таз с водой.

– Если найдётся человек, пожелавший расстаться с самым дорогим, что у него есть. И если отыщется кто, готовый заплатить собственной жизнью.

Мёнгере вскочила:

– Я готова!

Приш попытался остановить её, но она не слушала:

– Что для этого надо?

Хозяйка дома пожала плечами:

– Сама думай, что у тебя самого ценного имеется. А насчёт жизни не нам решать, примет ли смерть выкуп.

Мёнгере погрузилась в мысли. Что же у неё ценного? Из дорогих вещей ничего не осталось, одежда – и та не её. Что может послужить жертвой? Она вглядывалась в лицо Глеба, точно он мог дать подсказку. Гладила лицо, смахнула чёлку со лба. Да, у неё есть то, что можно отдать, – волосы. Длинные, почти до самого пола, цвета потемневшего серебра. Глеб обожал касаться их.

Мёнгере попросила ножницы у старухи и медленно, прядь за прядью, срезала волосы под корень. Она укрыла ими Глеба, точно живым лунным светом, потом обняла его и прошептала в ухо:

– Я люблю тебя, живи, пожалуйста.

И зарыдала, забилась всем телом, и слёзы её были горячими. Они могли оживить любого, но Глеб не шелохнулся. Она осыпала его поцелуями, но губы его не дрогнули. И тогда Мёнгере уснула. Задремал и Приш, захрапела старуха, усыплённая действием отвара. Никто из них не видел мрачных теней, заскользивших по дому.

Ровно в полночь в избу вошла высокая фигура, с ног до головы укутанная в чёрный плащ. На её шее болталась цепочка с подвешенными к ней ключами: большими и малыми, золотыми и железными, простыми и затейливыми. В руках она держала букет подснежников и букет осенних хризантем. Один для жизни, второй – для смерти. Она пробыла в доме совсем недолго, но, когда вышла, букетов в руке не было.

Глава 45. Яблоневая долина

Приш проснулся первым. Он зевнул, потянулся и едва не свалился со стула, на котором сидел. Вчера сам не заметил, как задремал. Похоже, старуха подмешала что-то в питьё. Как там остальные? И тут он вспомнил и вскочил: что с Поэтом и Красавицей? Он обернулся. Мёнгере всё так же полусидела возле Глеба. Её голова по коилась на его груди, а та поднималась и опускалась: Поэт дышал.

Приш не поверил собственным глазам, он был уверен, что старуха болтает глупости и Глеба не спасти. А тот вновь стал прежним, изморозь отступила. Приш подбежал к друзьям и растолкал их. Было весело наблюдать, как они обмениваются неверящими взглядами, которые сменяются на радостные. Глеб растерялся, когда понял, что Мёнгере состригла все волосы, несколько раз провёл рукой по её голове. А потом они бросились обниматься. Друзья живы и здоровы, а это главное! Теперь надо поблагодарить хозяйку дома. Путники отправились в соседнюю комнату.