Яблоневая долина

– Преставился, – ответил Захария. – Теперь будут деньги собирать, чтобы похоронить.

– Как это? – не выдержал Глеб.

– Голытьба они, – пояснил Захария, – последние деньги истратили, когда старик заболел. Так что ждут, когда соседи на похороны скинутся.

Выходило, что гроб с покойником будет до этой поры стоять прямо на улице. Мёнгере поёжилась от одной мысли. Но Захария мрачно добавил:

– Покойников нечего бояться – они смирно лежат. А вот живых остерегаться надо.

И посмотрел на свою мать. Тут же подскочила жена:

– Мама, вам уже пора. Вечереет.

Пожилая женщина кивнула и вышла из кухни. Жена Захарии пошла провожать. Вскоре послышался металлический лязг.

– Заперла, – жена хозяина дома повесила связку ключей над порогом.

– И правильно. Нужно будет дверь укрепить. А то мало ли…

Захария недоговорил. Он с тоской уставился в окно, словно увидел там что-то занимательное.

– Ну, пора и нам спать ложиться, – сообщил он, – нечего свет зря переводить. Дай бог, и эта ночь спокойно пройдёт.

Семья Захарии спала в большой комнате, разделённой тонкой перегородкой на две части. В маленькой стояла кровать хозяев, в большой – сыновей. Гостям постелили на полу. Как и мечтала Мёнгере, лежала она на тюфяке, набитом соломой. Его принесли откуда-то сверху. И теперь тело чесалось, а ведь Приш предупреждал!

Она почти задремала, как раздался грохот. Будто уронили что-то тяжёлое, даже дом содрогнулся. Захария вскочил и зажёг лучину.

– Началось, – с какой-то обречённостью в голосе произнёс он.

– Что началось? – не понял Глеб.

– Мать, – ответил Захария. – У неё началось.

Глеб не успел ничего больше спросить, как раздался треск – словно кто-то проломил стену. Хозяин с домочадцами вскочили и принялись двигать кровати к двери.

– Помогайте, – велел гостям Захария.

А потом в дверь постучались, тихо-тихо. Но у Мёнгере от испуга едва не подкосились ноги.

– Тук-тук, – сказали за дверью. – Кто-кто в доме живёт? Кто-кто в невысоком живёт?

Голос был едва различим, но Мёнгере слышала каждое слово отчетливо, хотя больше всего хотелось заткнуть уши и спрятаться под одеялом. А за дверью рассмеялись. Красивым переливчатым смехом. Но почему-то от него Мёнгере чуть не завизжала. Она стиснула руку Глеба.

– Она не сможет войти, – попытался успокоить Захария, но его голос дрожал.

Сыновья и жена отошли к окну и открыли ставни. Видно, готовились бежать, если чудище, в которое превратилась старуха, ворвётся.

– Пустите меня к себе! – взревело за перегородкой, и дверь заходила ходуном.

Приш и Глеб бросились к хозяину, чтобы помочь удержать. А из коридора слышалось рычание, переходящее в вой. И скрежет огромных когтей по дереву.

Затем вновь наступила тишина и напряжённое ожидание.

– Я мышка-норушка, я лягушка-квакушка… – бубнили за дверью.

Мёнгере казалось, что рассказывают сказку. Только ужасную, которую лучше слушать днём, а не ночью. И чтобы читала её милая старушка, а не чудовище. Девушка обняла Хухэ, тот дрожал от страха.

– Пустите! – И новый рывок.

У мужчин, удерживающих дверь, вздулись мышцы от напряжения.

Полночи Захария и остальные держали оборону, лишь под утро всё стихло. Но дверь открыли только после того, как рассвело. В коридоре на полу без чувств лежала мать Захарии. Он бережно поднял её и понёс в комнату. Его жена принесла воду и вытерла пот со лба свекрови. Вскоре пожилая женщина открыла глаза.

– Снова? – спросила она.

Захария лишь кивнул, и тогда его мать заплакала. Её плечи ходили ходуном. Мёнгере потянуло обнять старушку, утешить. Та, похоже, не владела собой в образе монстра. Комната пожилой женщины выглядела ужасно: дверь была вырвана с мясом, мебель разломана. Мёнгере поёжилась: то же самое могло произойти и с ними, чудовище просто разорвало бы их. На стенах остались глубокие борозды – следы когтей.

– Ничего, подправим, – утешал Захария, – и видно не будет.

Но старушка продолжала всхлипывать.

Спать больше не ложились. Утром жена Захарии подала завтрак. Хорошо, что кухня не подверглась разгрому, иначе пришлось бы отправляться на пустой желудок. Путники ели рисовую кашу и слушали хозяина.

– Это у нас со стариками творится. Причём со всеми по-разному. У кого-то в семьдесят начинается, у кого-то раньше. Поэтому, когда старику исполняется шестьдесят, мы его начинаем закрывать на ночь.

Он залпом выпил крепкий чай и продолжил:

– Это, конечно, не каждую ночь происходит. Когда как. Иногда и за год ничего не случится, а порой и пару раз в месяц. Тут не угадаешь. – Захария доел завтрак и закончил: – Только мы их любим. Это же наши старики, они о нас заботились. А теперь мы о них. А потом наши дети о нас будут.

– А ведь есть же и одинокие? – спросила Мёнгере.

– Есть, – согласился Захария. – За ними община наблюдает.

– А бывает?.. – начал Приш.

– Бывает, – отрезал Захария. – Год назад случай произошёл: старик вырвался и всю семью убил. А утром в сознание пришёл и руки на себя наложил. Не смог жить.

Больше вопросов не последовало.