Яблоко раздора

Одним словом, проявляют, присущие славянам, да и другим еще не пораженным бациллой алчности и жлобства, гражданам чувство сострадания к человеку, обиженному судьбой, вынужденному таким способом с протянутой рукой добывать себе хлеб насущный. Мизерная пенсия по инвалидности сводится лишь к тому, что жить будешь, но очень худой, т. е. впроголодь. И только немногим из окружения этого «душки» Гены, да сотрудникам угрозыска известно, что инвалид, изловчившись, задушил свою родительницу. Потому-то и «душка», что душегуб.

Дело было так. Его кровная матушка, ведущая разгульный образ жизни, любившая по случаю, да и без случая, заложить за воротник, достала Гену этими попойками с сомнительными, одичавшими от собачьей жизни и нищеты собутыльниками-бомжами. Поздно ночью, когда изрядно окосевшие любители «зеленого змия», напившись до одурения, разошлись, а самые слабые, подкошенные крепким градусом, как серпом, упали хилыми снопами в квартире и дали храпака, воспроизводя «шедевры» камерной музыки, «душка» созрел для активных действий.

Подкатил на коляске к лежавшей на постели родительницы и, изловчившись, сдавил ее горло крепкими пальцами. Пребывая в сильной степени опьянения, женщина не смогла избавиться от этого смертельного капкана и задохнулась без доступа кислорода.

Во время следствия инвалид не отрицал своей вины, поведав, что условия совместного проживания, беспробудное пьянство, сделали жизнь невыносимой, и он решился на этот отчаянный шаг. Но на этом драматическая история, неожиданно приобретя элементы трагикомической, не завершилась. На похороны матери (действительно, матерей не выбирают и не детям их осуждать, еще страшнее лишать жизни) прибыл ее старший сын Вячеслав. Все бы ничего, но за совершенные несколько лет назад кражи, он находился в розыске, скрываясь в бегах. Конечно, сердце не камень, всплакнул по родительнице, запил горе горькой, попенял брательника за дикий поступок, но душить его не стал, родная ведь кровь.

Сотрудники угрозыска – люди с сердцем, не стали Вячеслава вязать по прибытию. Позволили проводить мать в последний путь, помянуть, и лишь после этого скорбного ритуала на запястьях его рук защелкнулись стальные наручники. Состоялся суд и отправился он по этапу в колонию, мотая срок, парится на нарах, довольствуясь скудными казенными харчами. А с Геннадия, как с гуся вода – задушил матку, посадил на нары братку, а сам на свободе.

– Для таких инвалидов, как он, ни колоний, ни тюрем в стране нет, – беспомощно разводят руками сотрудники милиции. Колеся по рынку на коляске с драными шинами, «душка» по-прежнему взывает к милосердию граждан:

– Подайте убогому Христа ради… Не дайте умереть с голоду. И граждане сочувствуют, помогают. Впрочем, у каждого своя планида и Бог ему судья.

ЛАМПАСЫ

После вынесения вердикта суда – «вышки», то бишь смертного приговора (это нынче из гуманности она заменена пожизненным заключением) матерый рецидивист Марк Быков (погоняло Копыто за 46 размер обуви) в полночь во время этапирования в автозак, дал деру от двоих молодых неопытных конвоиров. Кинолог с овчаркой в этот момент с опергруппой находился на выезде по сигналу о преступлении. У одного из конвоиров Копыто прихватил пистолет Макарова. ЧП. Объявили тревогу о побеге матерого рецидивиста, ввели в действие план «Перехват».

Накануне участковый инспектор, младший лейтенант милиции Глеб Лупало по заданию начальства под предлогом проверки паспортного режима, обходивший частные домовладения в поисках очагов самогоноварения и аппаратов со змеевиками, к вечеру изрядно надегустировался, лыка не вязал. На сей счет, у Глеба был в резерве веский аргумент. При составлении протоколов об изъятии «зеленого змия», браги-закваски и орудий самогоноварения он считал своим долгом отразить в документе крепость, качество напитка. Инструкция этого не требовала, но офицер сам проявил инициативу. Часто по служебной необходимости прикладывался к горлышку, а закусь скудная – соленый огурчик или ржавая хамса. Хозяева сознательно проявляли скупость, не накрывали на стол, чтобы быстрее спровадить незваного гостя, который, как известно, хуже татарина. Поэтому, посетив десятка два домов на своем административном участке, порыскав по сараям, подвалам, чердакам и курятникам, Лупало окосел, обомлел и потерял интерес к процедуре решительной и бескомпромиссной борьбы с самогоноварением. Едва дотащился до родного жилища. Супруга-чистюля Нюра в отчаянии всплеснула руками при виде его обшарпанного в подтеках куриного помета мундира.

– Глеб, где тебя только носило? Словно свинопас или птицевод в дерьме и запах, как из сортира, – посетовала она.