— Как это зачем, Татьяна? Чтобы…разминать Машкины мышцы. Кладешь ей руки под животик, она начнет барахтаться и лыбиться, может даже будет смеяться. Главное, чтобы вода ей в рот не попала. Ну кому я объясняю, ты же не дура, да?
— Все мы иногда бываем дураками.
— Не знаю, я нет. Ладно, — подаю Тане вцепившуюся в меня Машу и, не смотря на Бдушкину, отталкиваюсь вперед и плыву в самый конец бассейна на такой скорости, словно меня в задницу клюнул петух.
Цепляюсь за бортик, перевожу дыхание, и оборачиваюсь к Бдушкиной. Та совершенно не замечает моего присутствия и вместо того, чтобы делать то, что я сказал, она прижала Машу крепко к себе и кружится с ней по воде. Малой, судя по ее задору, это нравится даже больше, чем то, что делал я. А еще я никак не могу объяснить какие во мне чувства вызывает эта картинка. К моему стыду, скорее всего ревность. Меня раздражает, что Таня прижимает Машу так близко и касается губами ее…щек. Нет, не касается, я чувствую, что она их целует. Со стороны кажется, что как бы нет, просто близко прижимает, но я уверен, что целует. Если она ей пятки чмокала, то щеки почему нет? Эти вообще на ощупь еще более приятные. Господи, да что со мной такое?! Все тетки, любящие маленьких детей, норовят их пощупать. Это нормально, чего это меня так задевает?
— Тань, остановись. Не хватает, чтобы вас обеих стошнило в бассейн.
— А мы несильно.
Не знаю, что там сильно, а что слабо, но только сейчас мне пришла в голову мысль, что маленькие дети воспринимают чужих людей, как минимум с настороженностью. По крайней мере, именно так пишут во всех источниках. Таню же Маша восприняла сразу положительно, даже в ее ужасном виде, и тут же начала к ней тянуться. Как я раньше этого не замечал? Ну и кто ты, Бдушкина? Мать? Ну быть не может, я бы смог запомнить такое смазливое личико, даже если там была попа необъятных размеров. Подруга настоящей матери, которая подослана ко мне с целью наказать и проучить? Так обломитесь, я и так хорошо справляюсь. Да и сам я, честно говоря, адекватно оцениваю себя и свои поступки. Да, не самый лучший человек на свете, но и не дерьмо на палочке. За что мне мстить? За то, что я оскорбил ее мать? Ну извините, за это ребенка через полгода тоже не подсовывают. Еще, конечно, остается маленький шанс того, что Таня действительно экстрасенс, ведь про машину и ее цвет точно никто не мог знать. Да что там, я даже не люблю синий цвет. Наверное, я и дальше бы рассуждал на тему того, кто такая Таня, если бы она не приблизилась ко мне вместе с Машей.
— Тань, а чего ты вдруг согласилась прийти ко мне? Ну, на такой основе?
— Так мне сон приснился. Мы втроем: вы, Маша и я на траве около какого-то деревенского дома. И солнце такое яркое светит, радостно как-то. Это хороший знак. А потом и бабушка моя в самом конце сна разрешает быть с вами. Это и есть самый главный знак. После вашего предложения, я ждала зеленый свет именно от нее. Вам может показаться все это ерундой, враньем и прочим, но так и есть. К сожалению, я не всегда прислушивалась к ее снам. Гнала их от себя, а они всегда вещие и с помощью них можно многое изменить.
Смотрю на нее и понимаю, что не врет. Руку могу дать на отсечение, что говорит так, как есть. И ведь не могла она знать, что я позову ее в деревню с дебильным названием «Лобок». А все так и выходит. Да уж…
— И бабушка твоя стало быть разрешает?
— Да, разрешает. Ну она, конечно, кое-что еще сказала. Но это уже не для ваших ушей. Мне кажется, Маше пора на сушу. Она перекупалась.
— Да, ты права.
Вылезаю из бассейна, беру большое пушистое полотенце и забираю Машу. Вытираю на сухо уморившуюся малую и тут же из воды выходит Таня, демонстрируя облепившее майкой тело. Вот ведь зараза, лифчик на ней имеется и ничего не просвечивает.
— Танька, срочно повернись, у тебя там что-то на спине было.
— Что?!
— Я откуда знаю, что-то красное. Повернись.
Таня с испугом поворачивается, а я, словно мне снова пятнадцать, дергаю ее за лифчик.
— Ой, показалось, это всего лишь бюстгальтер, Танюшка-врушка.
— Знаете что?! — поворачивается ко мне лицом и делает то, чего я точно от нее не ожидал-кусает меня в плечо. Не сильно, но весьма ощутимо.
— Ты совсем что ли?
— А вы? Вам сколько лет?
— Сколько есть, все мои. Вот же пиранья… — осматриваю свое плечо, которое, к счастью, не прокушено этой зубастой. — Бдушкина, а как ты по дому будешь щеголять в мокрых трусах? Одолжить тебе свои?
— Не знаю, как вы, а я переоденусь в сухое. Я, знаете ли, все свое взяла с собой. Благо, брать немного.
— То есть ты сразу намылилась переезжать ко мне, не спросив разрешения?
— Чего его спрашивать, если вы и так этого желаете, — взяв полотенце со скамейки, спокойно констатирует Таня.
— Наглости тебе не занимать.
— На себя посмотрите.
* * *