Я вылечу твою собаку

Прошло еще две недели, прежде чем я начала вставать. Леон не отходил от меня ни на шаг, а от Роберта не было никаких вестей. Да и откуда им взяться? Со слов мужа, мой коллега вернулся из промотура, узнал, что я по-прежнему в коме, и улетел в Австралию на съемки.

Леон убедил меня, что любое потрясение сейчас смертельно опасно, и полностью изолировал от внешнего мира. Но визита полиции избежать не удалось. А что я могла рассказать? Меня озадачивали и вгоняли в краску некоторые вопросы дознавателя.

— Миссис Берри, вы уверены, что ваш муж непричастен к покушению?

Меня впервые возвели в статус жены Леона и, как назло, в таком поганом разговоре.

— Это исключено, — ответила я быстрее, чем подумала.

— Кто прислал вам букет?

— Не знаю, — не моргнув глазом ответила я, хотя один человек на свете знал о моих предпочтениях, совпадение было маловероятным. — Их мог прислать кто угодно.

— Вас ведь связывали любовные отношения с мистером Эвансом? Не мог ли муж отомстить вам? — вкрадчивым голосом спросил полицейский.

— Мистер Берри был в курсе наших отношений. Мы действовали в рамках контракта! — отрезала я. — Вы напрасно теряете время.

— Тогда кто?

— Понятия не имею.

На этой спорной ноте мы расстались с представителями власти. Полагаю, дело о покушении на мою жизнь легло на полку под грифом: «Закрыто за недостатком улик». Леону не позволили присутствовать при разговоре.

Муж вернулся в палату и раздраженно прошелся из угла в угол.

— Бездельники! Столько времени прошло, а расследование не сдвинулось ни на дюйм, — Леон присел на край кровать. — О чем они спрашивали?

— Не было ли у тебя оснований убить меня? — я с интересом взглянула на мужа.

До этого момента я не задавалась вопросом, кому могла помешать. В голове бешено стучали молоточки. Вряд ли кто-то из поклонниц Роберта затеял убийство. Владельцы студии, конечно, погрели руки на покушении, но убивать актрису — нет, такими делами едва ли станут заниматься в Голливуде. Если Уилл жив, то пристрелил бы, не дожидаясь премьеры… Оставался Леон. У него единственного были причины поквитаться со мной за предательство. И почему он скрыл от полиции, что прислал цветы?

Муж выдержал мой взгляд и тихо спросил:

— Ты считаешь, что я способен на такое?

— Знаю одно — цветы принесли от тебя. Но, если убийца ты, зачем спас меня? Представляю, во сколько обошлось лечение!

— У тебя отличная страховка. Это так, к слову, — спокойно произнес Леон и добавил. — Дело не в деньгах. Неужели ты допускаешь, что я мог желать твоей смерти?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я ответила полиции, что это исключено и от кого букет, не представляю.

— Спасибо, — он приложил руку к груди и слегка поклонился. Мне почудилось, что Леон облегченно выдохнул. — Но я хочу знать твое мнение на этот счет.

— Если честно, еще не думала. — Я поманила мужа. — В любом случае я слишком люблю тебя, чтобы сдать копам.

Леон рассмеялся и обнял меня.

— Голубка моя!

Во мне проснулось желание, и я прошептала три заветных слова.

— Как я ждал этого дня!

Он жадно приник к моим губам.

Телефон и интернет оставались под строжайшим запретом. Посетители тоже. Да я никого и не хотела видеть. Почти никого. Жалость окружающих была бы невыносима. Я хотела чувствовать себя не больной, а выздоравливающей. А вот визиты родителей Леона радовали. Его мама приносила свет и тепло. Она болтала со мной как подружка. О моде, о мужчинах. И никаких испуганных взглядов и заламывания рук.

Оставалось загадкой, о чем Роберт говорил с Леоном. Я надеялась, что мой друг благородно не раскрыл тайну нашей незаконной страсти. Муж вел себя так, будто и не было истории со съемками. Выкармливал меня, как птенца, повествуя о том, сколько всего успел, пока я «где-то шлялась». Я узнала о телеканале, в который он собирался вложить деньги, но вовремя понял, что, кроме убытков, ничего не получит, о его поездках по Европе и Африке, о визите в Россию. Леон рассказывал, как много нас ждет интересной работы, но подробности держал в секрете. В общем, говорил о чем угодно, но не о том, что пришлось пережить нам обоим за этот год.

* * *

В начале декабря меня выписали из больницы. На улице я чуть не потеряла сознание от шума. Я была очень слаба, и преданный Леон превратился в мои руки, а иногда и ноги. Мы провели три дня в Нью-Йорке у родителей. Затем был пятичасовой перелет в Лос-Анджелес, и дался он мне непросто. Но я не подавала виду.