«Париж стоит на пороге революции… – писал Энгельс. – И в то время как в Южной Германии образуется ядро будущей немецкой революционной армии… Франция готовится к тому, чтобы активно вмешаться в борьбу».
Да, он был еще более уверен в победе и еще более нетерпелив, чем Маркс.
«Дело решится в течение немногих недель, быть может, нескольких дней, – писал он в самом конце статьи. – И вскоре французская, венгерско-польская и немецкая революционные армии будут праздновать на поле битвы у стен Берлина свой праздник братства».
19-го, в день выхода последнего, прощального номера «Новой Рейнской газеты», Энгельс проснулся чуть свет и стал нетерпеливо прислушиваться к звукам на улице: не идет ли почтальон? Не несет ли газету?
А газету принесли поздно, потому что никогда еще в Кёльне не видали газет, отпечатанных красной краской, и никогда газеты не писали такое, что можно было прочитать в этом номере. И почтовики, прежде чем отправить «Новую Рейнскую» подписчикам, сами внимательно, с удивлением и оторопью разглядывали ее и читали.
Схватив из рук Даниельса красные листы, Энгельс торжествующе и радостно потряс ими над головой.
– А ты говоришь, «бессмысленно»! Вот он – смысл!
Номер открывался стихами Фрейлиграта «Прощальное слово». Под ними стояло написанное Энгельсом от имени редакции обращение «К рабочим Кёльна». Далее под рубрикой «Германия» без заголовка и без подписи шла статья Маркса. Подвалом был заверстан, подписанный, как и стихи, именем автора, фельетон Веерта «Прокламация к женщинам».
Энгельс начал читать «Прощальное слово» «Новой Рейнской газеты»:
Нет! Он не может читать это здесь, дома, взаперти. Ему надо на улицу, в город. Он хочет видеть сегодня свою газету там, среди людей. Как они читают ее? Что говорят?
Роланд и Амалия и слышать не хотели о его желании предпринять вылазку. Но после завтрака, когда Даниельс ушел к своим больным, а Амалия занялась делами по хозяйству, Энгельс все-таки не выдержал. Он нахлобучил поглубже, до самых бровей, шляпу и бесшумно улизнул.
Едва выйдя из подъезда, Энгельс сразу услышал веселые зазывные выкрики молодого газетчика:
– Последний номер «Новой Рейнской газеты»!.. Красный номер «Новой Рейнской»!.. Георг Веерт советует немкам выгнать своих мужей и взять новых – революционеров!.. Карла Маркса высылают из Пруссии!.. Новые мятежные стихи Фердинанда Фрейлиграта!..
Энгельс подумал, что стоит купить на всякий случай несколько экземпляров, ведь потом этот номер нигде не раздобудешь. Улучив момент, когда около парня никого не было, он подошел, протянул небольшую пригоршню зильбергрошей и, полагая, что этого хватит, сказал:
– Пожалуйста, пять экземпляров.
– С вас пять талеров, – весело ответил газетчик.
– Пять талеров? – не поверил ушам Энгельс.
– Да, сударь, сегодня «Новая Рейнская» идет по талеру. Не каждый день нам выпадает такое счастье. Поддержите коммерцию!
– Но ведь талер – это подписная цена за целый квартал!
– Ну и что? – радостно улыбался парень. – Вы же видите – люди покупают. А вы, я надеюсь, не самый бедный человек в Кёльне.
– Разбойник! – ликуя в душе, возмутился на словах Энгельс. – Но ведь на каждом экземпляре ты наживаешься чуть не в сто раз!
– Да, сударь, почти в сто раз, – не стал спорить газетчик. – Но согласитесь, что это может случиться с нашим братом не чаще чем раз в сто лет.
– Ну, а если бы я был редактором этой газеты, – сказал Энгельс, доставая портмоне, – ты все равно содрал бы с меня такую безбожную цену?
– Что вы, сударь! – дружелюбно воскликнул парень. – Если бы вы были даже не редактор, а всего лишь корректор «Новой Рейнской», то и тогда я позвал бы вас в «Неугасимую лампаду» и славно угостил на вырученные сегодня талеры!
– Ну-ну, – удовлетворенно буркнул Энгельс и, отдав один талер, взял газету, – наживайся, грабитель, так и быть.
Мысленно поблагодарив газетчика за напоминание о кабачке «Неугасимая лампада», Энгельс туда и направился. По дороге ему то и дело встречались люди с «Новой Рейнской газетой» в руках. Это объяснялось не только характером сегодняшнего номера, но и тем, что он отпечатан невиданным ранее тиражом – почти в 16 тысяч экземпляров.