Я все еще влюблен

Тернер, который поначалу, казалось, все больше и больше хмелел, теперь стал совсем трезвым. Он взял себя в руки и положил два отличных шара: один – красивейшим дуплетом в среднюю лузу, другой, висевший над угловой лузой, – труднейшим абриколем, ударом кия в биток, стоящий у самого борта. Да, это был все-таки подлинный мастер! Теперь у него стало больше очков. И тому и другому до победы могло хватить одного шара. Тернеру достаточно было забить любой шар с цифрой не ниже шести, Энгельсу для победы требовалось десять очков. На поле оставался лишь единственный шар, который мог дать ему победу одним ударом, – шар с цифрой «один», так называемый туз, имеющий одиннадцать очков. Энгельс понимал, что если предоставить противнику хорошую возможность для удара, то он, конечно, возьмет свои шесть очков, и все погибло. Надо было решать дело сейчас. Где туз?..

– Между прочим, ваше величество, – медленно говорил Энгельс, медленно обходя стол, – ваш знаменитый собрат и коллега Карл Девятый в ночь на двадцать четвертое августа 1572 года играл в Лувре на бильярде, когда услышал звон колоколов, призывавший католиков бить гугенотов. То была, как вы помните, Варфоломеевская ночь.

– О, господи! Какие мрачные сравнения! – без тени шутки воскликнул Тернер, опасливо поглядывая на открытую дверь и прислушиваясь к звукам в зале. – Меня, как я вижу, вы хотели бы видеть в роли не короля, а гугенота…

– В ту ночь, – как бы в пространство произнес Энгельс, принимая стойку для удара, – в Париже было убито около двух тысяч гугенотов.

– Перестаньте, господин Энгельс, – нервно передернул толстыми плечами Тернер.

– А потом еще тридцать тысяч в других городах Франции…

– Вы слышите? – всполошился Тернер, указывая кием в сторону зала. – Там опять что-то началось. Пойдемте отсюда!

Энгельс ударил, и неудачно. «Все пропало! – с досадой подумал он. – Сейчас этот тип врежет шар с цифрой „восемь“, и мне придется платить».

– Пойдемте отсюда! – повторил Тернер.

– Сэр! Я не узнаю вас, – усмехнулся Энгельс. – Или я действительно играл не с мужчиной, а с евнухом? Бейте, ваш черед. Мы уйдем отсюда только после того, как закончим партию.

Тернер прицелился. Теперь ему хотелось не столько выиграть, сколько быстрее закончить игру. Он прицелился, конечно, в удобно стоявший восьмой шар, и прицелился тщательно, но руки у него, видимо, дрожали, он потерял кладку, и удара не получилось, шар нелепо ткнулся в борт рядом с лузой. Энгельс понял, что у него появился еще один, и последний, шанс – такую ошибку Тернер уже не повторит. Где же туз?..

– Да, сударь, – Энгельс опять пошел вокруг стола, изучая положение на поле, – было убито за несколько дней около тридцати пяти тысяч гугенотов.

__ Да к чему вы все это? – не вытерпел Тернер.

– А к тому, милостивый государь, – Энгельс выбрал позицию для удара, – что политические страсти и классовая ненависть гораздо сильнее страстей религиозных.

Раздался топот ног, и в бильярдную вбежал бармен.

– Господин Энгельс! – задыхаясь, проговорил он. – Там ломится в дверь толпа озверевших рабочих. Они убили швейцара… Вы тут единственный трезвый человек, вы тут единственный, к кому у рабочих нет ненависти… Подите поговорите с ними… Спасите нас!

Тернер бросил кий и кинулся к двери.

– Назад, евнух! – Энгельс одним прыжком догнал беглеца, схватил за плечо и крутанул в направлении бильярдного стола. – Я вам сказал, что вы не уйдете, пока мы не кончим партию. Ваша попытка к бегству тем более позорна, что ход мой. Я завтра же поставлю перед правлением клуба вопрос о вашем исключении из членов за такое недостойное поведение… И вы, Харпер, обождите. Я сейчас.

Туз стоял крайне неудобно; неудобно, почти у самого борта, стоял и биток. Энгельс примерился и так и этак. Положить туза можно было лишь сложнейшим триплетом в среднюю лузу. А триплет за всю жизнь Энгельсу удавался не более четырех-пяти раз. Но надо, надо!.. Ударив, Энгельс закрыл глаза и, как ему показалось, очень долго не открывал их. На самом деле он открыл их почти тотчас и увидел, как туз резко ударился о борт, отскочил к противоположному и от него – мягко и точно – в лузу!

Энгельс подбросил под потолок кий и торжествующе хлопнул в ладоши.

– Гоните, сэр, десять фунтов! – воскликнул он, жалея, что лишь один Харпер видит поверженного короля.

– У меня нет денег, – проговорил бледный Тернер.

– Что?! – взревел Энгельс, монокль выпал у него из глаза и повис на шнурке. – У вас нет денег, а вы начинаете игру? Да еще на такую ставку? Ваше величество, самое малое за это бьют по физиономии!

– Я был уверен, что выиграю, – лепетал Тернер.

– Ах, вы были уверены! – Энгельс, как видно, для острастки перехватил кий подобно дубинке, тяжелым концом вниз, и угрожающе двинулся на Тернера. – Даже Карл Девятый не был уверен в исходе Варфоломеевской ночи…

Харпер, видя, что дело может кончиться крупным скандалом, и желая скорее заполучить Энгельса, примирительно сказал: