Я вернусь в твою жизнь

Достаю телефон и захожу в соцсеть, пока стою. Вера выложила новые фото Аринки с концерта. Племяшка в очередной раз покорила зрителей своей мастерской игрой на фортепиано.

Проматываю фотки, потом видео, а потом автоматом в ленте вылезает страница Зарины. Очередное тупое позёрское видео с фильтрами и кучей ослоумных надписей. И зачем она уволила менеджера, идиотка?

“Очень хочется лососевого мяса. Девчонки, как думаете, почему?”

Видео, как Зарина сидит дома на диване, а на животе анимация из лопающихся сердечек.

Твою ж мать. Всё-таки беременна.

На первом же повороте разворачиваюсь и еду в центральный район, по пути заезжаю в аптеку. Эта сучка меня уже научила не верить ей.

— Привет, котик, — улыбается, когда я захожу в квартиру. — Ты соскучился?

Идиотка. На нервах играет.

— Сём, очень хочется сладенького. Мне теперь можно чуть-чуть. Купишь хурму? Сушёную лучше. Странно, но я бы её с рыбкой съела…

Видно же, что понты тупые. Выпендривается дура. Трясёт жеманно волосами, губы облизывает.

— Делай тест, — бросаю ей в руки коробку.

— А зачем? — вздёргивает брови. — Всё же и так понятно. И я кровь сдала, врач сказала, что всё хорошо, через неделю прийти на УЗИ.

— Делай, я сказал, — складываю руки на груди.

— Ладно, — Зарина пожимает плечами и идёт в туалет.

Но я не собираюсь быть тупым оленем, как она того хочет, так что закрыть двери ей не позволяю. Хрен её знает, что придумает. Может, фломастером полоску дорисует.

— Прямо при тебе, что ли?

— Не помню, чтобы ты меня стеснялась.

— Ну ок, — закатывает глаза.

Зарина выполняет необходимые манипуляции и протягивает мне кассету теста. Складывает руки на груди и смотрит, поджав губы.

Я разворачиваю инструкцию, чтобы уточнить, через какое время можно оценивать результат. От трёх до пятнадцати минут.

Кладу кассету в гостиной на столик и сажусь на диван. Зарина усаживается в кресло напротив. В кои то веки выбирает правильную тактику — молчание. Даже похвалить хочется.

На тест принципиально не смотрю все пятнадцать минут. Не хочу обнадёжиться, а потом разочароваться.

По прошествии пятнадцати минут напряжённой тишины, беру тест и сверяю с инструкцией. Одна полоска — отрицательный, значит.

— Собирай вещи, Зарина, и уёбывай. Ты не беременна, и делить нам с тобой нечего. Документы на развод я жду завтра у адвоката. Не подпишешь — дам ход делу о незаконном использовании чужого биоматериала, а также за подкуп должностного лица. Тебе посчитать перспективу? Если что, то это уголовка, чтобы ты понимала, Зарина.

Она добела сжимает губы и начинает часто моргать. Осталось потерпеть её последнюю блядскую истерику.

Последнюю, Семён.

— Ты ещё пожалеешь! — взвизгивает.

Нос краснеет, злые глаза наполняются слезами. Как же всё-таки злость уродует даже красивые лица. А отрицать, что Зарина красива, глупо, конечно.

— Я папе всё расскажу! — вскакивает с дивана и топает ногой, словно капризный ребёнок. — Он тебя наизнанку вывернет! И тебя и папашу твоего!

— Зарина, поторопись, у меня не так много времени, чтобы выслушивать твои уже и так до оскомины знакомые угрозы.

— И дурочку эту твою, училку. Видела я её с мелкой хромоногой крыской в парке. Наблюдала, как они на площадке играли. Все дети бегали, играли, а эта ущербная так и сидела в песочнице.

Внутри жгучей, ядовитой волной поднимается ненависть. Мне хочется схватить эту тварь за горло и сжать так её шею, чтобы позвонки в пыль рассыпались. Захрустели под пальцами, заскрипели. Чтобы глаза её лживые из орбит вылезли.

Чёртова шлюха.

— Тебе лучше заткнуть свой рот, Зарина, пока это не сделал я, — призываю всё своё самообладание на помощь.

— Иначе что? — усмехается, глядя мне в глаза, кривляется. — Переживаешь, что твоя хромоножка попадёт под чей-то капот и вообще ходить не сможет?

Ярость застилает глаза багровой пеленой. Яркая вспышка бьёт импульсом по нервам. Мне уже плевать, кто она, и что она женщина — тварь посмела угрожать моему ребёнку. Неприкрыто угрожать.

— Слушай меня внимательно, дрянь, — собственный голос звучит непривычно глухо, когда хватаю Зарину за волосы и крепко сжимаю в руке рыжие космы, пресекая любые попытки вырваться. — Пусть только волосок упадёт с головы моей дочери или её матери, я порву тебя на куски — даже мокрого места не останется. И похер мне, что будет со мною потом.

С Зарины вдруг слетает вся спесь и бравада. И гламурный лоск туда же. С расширенными от ужаса глазами она затихает и начинает дрожать, часто дыша.

— В модели ведь больше не берут с переломанными ногами, верно? — цежу, глядя в глаза. — Ты усекла, что я имею ввиду?

В ответ она молчит, лишь неотрывно смотрит, не имея возможности пошевелиться.

— Я повторю свой вопрос, Зарина. Ты усекла?

— Да, — отвечает, сглотнув.

— Не слышу.

— Да!

Отпускаю её и отталкиваю от себя. Она оступается и падает на диван. Смотрит со страхом и ненавистью, встаёт и пятится к двери. Задом убегает, как часто делают змеи.

— За вещами пришлёшь курьера, — говорю ей вдогонку.

Дверь хлопает, а я обращаю внимание, как у меня дрожат руки.