Я верю

— Но, отец, — вскричал в отчаянии Алан, — ведь я мечтал о том, чтобы стать доктором, с тех самых пор, как научился говорить. И учась в школе, я трудился, я экономил, я отказывал себе в удовольствиях ради учебы и ради стипендии. И сейчас, когда я, наконец, получил стипендию, ты опять решил чинить мне препятствия.

Мэри Бонд, мать Алана, сидела молча. Только по рукам, которые она не могла удержать в покое, было видно, как ей сейчас тяжело. Отец и мать посмотрели друг на друга, а затем отец сказал:

— Пойми, Алан, мы не пытаемся тебя удержать, мы не хотим лишать тебя шанса. Но смотри — вот перед тобой листок бумаги. Что сказано в этом листке? В нем сказано только то, что ты можешь учиться, в определенной школе и что твое обучение будет бесплатным. Но где найти средства на все остальное — на всякие книги, все эти инструменты и все такое прочее?

Он беспомощно посмотрел на сына и продолжил:

— Да, конечно, ты можешь по-прежнему жить с нами, парень, и при этом ты можешь бесплатно столоваться у нас. Ты сможешь также подрабатывать после занятий и таким образом прикупать себе что-нибудь. Но все равно у нас не хватит денег, чтобы купить множество всяких дорогих вещей. Сейчас мы едва сводим концы с концами, чтобы в будущем жить хоть немного получше. Так что крепко подумай над этим, парень. Я понимаю, что и твоя мать хотела бы, чтобы ты стал врачом. Но быть бедным врачом — это ужасно, поскольку у тебя не будет денег для дальнейшего роста.

Мэри Бонд сказала:

— Алан, ты же знаешь, что бывает с докторами-неудачниками, правда же? Ты же знаешь, что бывает с докторами, которые не могут совершенствоваться в своей профессии, ведь так?

Алан с горечью посмотрел на нее и сказал:

— Я знаю одни только сплетни, которые мне рассказывали, чтобы меня отговорить. Мне говорили, что если студент-медик провалит экзамены или если врач лишится практики, то его могут взять лишь коммивояжером в какую-нибудь фармацевтическую фирму. Хорошо, ну и что? — вопрошал он. — У меня не было неудач. Я еще только начинаю жить. И уж если мне придется потерпеть поражение, то я смогу зарабатывать на жизнь, даже продавая лекарства. Это все равно куда лучше, чем таскать мешки с картошкой, считать ананасы и прочую дрянь.

— Прекрати, Алан, — сказала ему мать. — Не смей насмехаться над ремеслом своего отца. Ведь он заботится сейчас о тебе, а ты не проявляешь к нему никакого уважения. Ты стал слишком заносчив. Не пора ли опуститься на землю?

Затем, после долгого напряженного молчания, она сказала:

— Алан, Алан, почему ты не согласился работать в страховой конторе, как предлагал тебе дядя Берт? Ведь это же верный заработок, и если бы ты трудился усердно, то, возможно, мог бы стать даже диспашером. [20]Может, ты еще подумаешь об этом, Алан?

С мрачным видом юноша вышел из комнаты. Его родители молча посмотрели друг на друга. Затем послышался звук его шагов по деревянной лестнице, что была рядом с магазином. Резко хлопнула дверь, что вела на улицу, и шаги зазвучали теперь уже на тротуаре.

— И чего ему неймется — ума не приложу, — сказал Мартин Бонд. — Как только мы сподобились родить такого на свет! Ведь едва научившись говорить, он бесконечно и упорно твердил, что желает стать доктором. Почему, черт возьми, он не может утихомириться, как другие мальчишки, и выбрать себе ремесло поскромнее? Ну, скажите мне, почему он не может этого сделать!

Его жена молча трудилась, заштопывая много раз перештопанные носки, а на ее щеках блестели слезы. Наконец она подняла на мужа глаза и сказала:

— Ох, я не знаю, Мартин. Иногда мне кажется, что мы слишком несправедливы к нему. В конце концов, это же хорошо, что у него есть цель. Ведь нет ничего ужасного в том, чтобы быть доктором, правда?

Мартин фыркнул и сказал в сердцах:

— Ну, не знаю. Как по мне — жить бы на земле доброй, да вкушать плоды ее. Для меня и того довольно. Ай, да ну вас — чего с парнем говорить, когда у него бабьими мыслями башка забита! Только неправильно это все. Пойду-ка я лучше в магазин.

С этими словами он сердито вскочил и зашагал вниз по ступеням.

Мэри Бонд оставила свое занятие и сидела, глядя в окно. Наконец она встала, прошла в спальню, где подле кровати встала на колени, молясь о том, чтобы Бог наставил и укрепил ее. Прошли долгие минуты, прежде чем она снова поднялась и, шмыгнув носом, подумала про себя:

— Забавная вещь — все пасторы утверждают, что, когда нам трудно, мы должны молиться. И я молюсь, но ни разу в жизни никто не ответил на мои молитвы. Пожалуй, что все это суеверие, — так я считаю.

Шмыгая носом, она вышла из спальни и, утирая передником глаза, принялась готовить ужин.

С мрачным видом Алан шел по тротуару. От нечего делать он пнул ногой лежавшую на дороге консервную банку. Нарочно ли это случилось или нечаянно? Он пнул эту банку сильнее, и она, описав в воздухе дугу, легонько звякнула, ударившись о какую-то металлическую пластинку на стене дома. Алан виновато оглянулся вокруг, и уже хотел, было подобру-поздорову убежать, но вдруг взгляд его упал на эту металлическую пластинку.