Я - ведьма!

А потом Люк привез ей с Кубы браслет Вуду. Он понятия не имел о ее мечте. Хотя слово «творчество» было лидером Мириного лексикона, он связывал его исключительно с журналистикой. Леонид гордился профессией жены и любил козырять ее карьерой в кругу друзей. Но, услышав его рассказ про «самое важное желание», Мира сразу подумала про ЭТО.

Неделю спустя она надела браслет — так боксер надевает перчатки перед боем, так священник облачается в рясу перед службой! — и открыла драгоценный файл.

Ехидный глас разума хихикал, потешаясь над нею: «Глупышка, глупышка, на что ты надеешься?»

«Я просто хочу попробовать…» — оправдалась она.

Она не верила, что получится. Она так привыкла: ЭТО только мечта, что, когда несколько ее давнишних отрывков сложились в цельный рассказ, испытала неподдельный шок.

Рассказик был хилый и сиропный, в стиле женских журналов. Но главное — он БЫЛ. Из ничего внезапно родилось нечто!

Она перечитывала его вновь и вновь, не веря в случившееся чудо. Даже толком не понимая, как оно произошло. Ведь она просто попыталась выстроить в ряд несколько разрозненных фрагментов, в которых смутно улавливался общий смысл. Но неожиданно мозаика соединилась в общую картинку. Ее пальцы сами собой застучали по клавиатуре, дорисовывая недостающие фразы и связки. И всего за несколько часов на свет появилось ПРОИЗВЕДЕНИЕ!

И его творцом была она — Мира.

Она никому не сказала об этом. Вела себя как обычно, не признаваясь, что о ее грудную стенку бьется шторм страстной радости.

Я могу! Я могу!

И на волнах этой веры Мира написала второй рассказ, на этот раз совершенно сознательно, заранее продумав сюжет и черты героев. Ей нужно было убедиться: ЭТО — не случайность, пришедшая извне. Доказать: оно рождается из нее, и только она одна является его единым и полновластным творцом.

Рассказ был написан за несколько дней в промежутках между основной работой. И, поставив последнюю точку, она бессильно откинулась на спинку стула, каждой мышцей своего тела ощущая радостную пустоту в утробе и удовлетворение Господа после сотворения СВОЕГО мира.

«Вначале сотворил Бог небо и землю…»

И я могу!

«Земля была безвидна и пуста… И сказал Бог: да будет свет. И стал свет».

И я могу так!

«И увидел Бог, что это хорошо».

Хорошо!

Мира в экстазе вскинула руки к потолку, принимая дарованную ей власть. Она шла домой вприпрыжку. Ей казалось, у нее хватит сил подпрыгнуть и поцеловать небо, чтобы поблагодарить его за ниспосланный дар.

Это был самый счастливый день с момента ее рождения.

Потом началась каторга.

Вся ее жизнь стала казаться ей каторгой — бесконечной чередой бессмысленных обязательств, которые окружающие пытаются взвалить на ее плечи. Сотрудники вежливо интересовались ее самочувствием, замечая, что она ежедневно появляется в редакции с унылым лицом, с трудом сдерживает раздражение и всячески пытается увильнуть от заданий. Мира возненавидела срочные материалы «в номер». Они требовали, чтобы она немедленно куда-то бежала, расспрашивала, писала. Крали ее у себя самой. Она возненавидела журналистику и свои статьи, считая их выкидышами, даунами, способными прожить всего один день. Журналистика отражала переменчивые события реального мира, мешая ей сосредоточиться на своем, куда она рвалась всей душой.

Ее свежерожденный мир, по земле которого она сделала лишь два неуверенных шажка, звал своего творца, и этот зов заглушал в ее ушах все прочие звуки. Мир ждал, что она откроет в нем новые земли, населит его новыми героями и даст им имена и законы.

Она возненавидела продуктовые магазины, готовку и стирку. Динамила выходные, откладывая ритуальную генеральную уборку. Ее квартира — некогда любимый ею обетованный мирок их семьи — становилась все более бесхозной и нежилой. Меню Леонида сводилось к пельменям и чаю из пакетика. Мира перестала краситься, забывала мазать на ночь лицо кремом, тяготилась продумывать гардероб, ограничиваясь джинсами и свитером. Маленький континент ее тела больше не интересовал Мирину душу — она рвалась в другой мир, бесконечный, непознанный и прекрасный.

Периодически Мира испытывала разрушительное желание послать к черту всех, кто мешал ей навсегда поселиться там: работу, хозяйство, собственного супруга. Уволиться, развестись, оборвать все связи и унестись в неведомые дали.

ЭТО имело над ней наркотическую власть. В промежутках между писательством она ощущала мучительную ломку, все более болезненную с каждым днем. Она и впрямь напоминала себе наркомана, который постоянно пытается забиться в угол, подальше от всех, чтобы нюхнуть свой «новый мир». Но иногда в ее голове всплывала иная ассоциация.

Разве не то же испытывают монахи, вступившие на путь к Богу? Это почти осязаемое ощущение, как от твоей кожи постепенно отшелушиваются все наросты материальной жизни — мода, карьера, бытовые удобства, семья. Необходимые ценности социального «Я» вдруг оказываются ненужными и наносными.