Я - ведьма!

Придирчивым взглядом исподлобья Наташа окинула знакомый интерьер, словно полководец, проводящий рекогносцировку перед сражением. Каждая вещь в комнате Карамазовой демонстративно и высокомерно отвергала существование мира за окном, а значит, была ее врагом.

Стенка справа от окна была до потолка расчерчена полками с книгами, и большую часть из них Наташа не могла прочитать, сколько ни вертела в руках, не могла даже определить язык, на котором они написаны!

Что это за книги?

Стену напротив заполонил высокий шкаф с целой армией флаконов, банок и мензурок с вовсе уж непонятными настойками, порошками, мазями, засушенными листьями, кореньями, ягодами, лепестками цветов, перьями птиц и пробами почвы.

Возле окна замерло одинокое кресло-качалка, чуть правее стоял старинный письменный стол, затянутый зеленым сукном и захламленный ворохом книг и бумажек. Все прочее пространство оккупировали столики и этажерки с полчищем оранных вещей: оплывших свечей в серебряных подсвечниках, шкатулок с камнями и кусочками металлов, подушечек, утыканных разноцветными цыганскими иглами. На одном из столов разбили лагерь колбы, пробирки и реторты, будто украденные оптом из школьного кабинета химии. На другом расположился взвод ножей и кинжалов: от черных, проржавевших, словно бы найденных в земле во время раскопок, до новеньких, сияющих остро наточенной сталью.

Все эти предметы казались Наташе смутно опасными и одновременно совершенно ненужными и бессмысленными. И сейчас она втайне тешила себя мыслью, что, когда подруга все поймет, она любезно одолжит ей на выходные свою домработницу Танечку, и та разом выкинет отсюда весь этот беспорядочный хлам.

«Потолок мы побелим, стены оклеим стильными обоями, купим шторы в „Европейских гардинах“, в углу устроим маленькую оранжерею из живых цветов, перетянем обивку кресел… Она любит бархат. Хорошо — закажем ей красивые бархатные подушечки!

Ух, работы невпроворот!»

Но больше всего ее раздражала четвертая стена, на которую подолгу, часами, любила смотреть Карамазова, свернувшись клубком в своем кресле. Эта стена была совершенно пустой, если не считать часов с кукушкой. Впрочем, Наташа именовала их так исключительно из расхожей человеческой привычки пользоваться знакомыми бирками. Вместо стандартной избушки часы представляли собой крохотный замок с зубчатыми стенами и стрельчатыми башенками. Раз в час в центральной башне открывалось окно, оттуда появлялась синяя птица и вместо положенного «ку-ку» убежденно заявляла: «Времени не существует!»

— Времени не существует! — высунулась синяя птица.

«Надо ж, уже одиннадцать утра», — пришпорила себя Наташа. И ринулась в бой.

— Еще как существует! И, между прочим, на улице весна. Ты не хочешь хотя бы открыть окна?

— Нет.

— Что, твоя жизнефобия распространяется даже на солнечный свет? Ты ж у нас вроде ведьма, а не вампир. Только они боятся солнца.

— Я ненавижу весну, — отрезала Карамазова. — Весну и рассвет.

— И весна, и рассвет — это начало новой жизни! — с пафосом заявила Могилева.

— Но именно весной и на рассвете умирает больше всего людей.

— Да? Я не знала…

Вот так всегда. Спор с Карамазовой вечно упирался в какой-то тупик. Дернув плечом, певица зашла с другого фланга.

— Когда ты последний раз выходила в мир?

Иванна молчала.

Для того чтобы ответить на этот вопрос, ей нужно было спросить: «А какой именно мир ты имеешь в виду?»

Свой — людских страстей и горящей рекламы, ресторанов и романтических поцелуев, дорожных пробок и расцветающих деревьев? Неизменный, как картинка, и спокойный, как сон, мир рощи за домом? Или мой — мир полный скрытых значений, неведомых тайн и неслышимых людям шепотов и звуков, мир, куда она ходит собирать травы на Лысых киевских горах, за землей на кладбища, за пророчеством лун…

Она молчала, поскольку хотела бы объяснить Наташе, что ответ на ее вопрос не однозначен, прекрасно понимая: что бы она ни говорила, для Наташи он все равно один — однозначный и неопровержимый.

— Поднимайся. Пойдем за покупками. На соседней улице открылся новый супермаркет. Ты об этом, конечно, не знала?

— Мне ничего не нужно, — запротестовала Иванна. — Еду и сигареты мне покупает соседка…

— Ничего не нужно только тому, кто уже умер, мой трупик, — съязвила Наташа. — А тебя нужно срочно реанимировать.

— Но я не хочу.

— В том-то и проблема, — непререкаемо заявила певица. — Пошли.

Силе ее энергетического напора позавидовал бы даже экскаватор. И, нехотя втискиваясь в черное пальто, Иванна который раз подумала: если бы Наташа верила в колдовство, то могла бы достичь в нем немалых успехов, даже не будучи ведьмой по рождению. Если придет нужда собирать магический круг, о такой мощной партнерше остается только мечтать. Точнее, только мечтать и остается… Возможно, и удастся уговорить ее совершить обряд «по приколу». Но все равно ведь ничего не получится. Потому что без веры магия невозможна.

— И пальто тебе нужно купить новое, — деловито отметила Наташа, словно бы ставя в уме очередную галочку.

Подруга явно решила взяться за нее всерьез.

— Зачем? — попыталась увернуться Иванна. — Я же не выхожу в люди…