Я вас люблю – терпите!

Вздохнув, она встала со стула, двинула бедрами, поневоле копируя легкий жест Алены Алексеевны. И рассмеялась, глумясь над собой. Нет, и стараться нечего – никогда у нее так не получится. Легкого природного экстерьера не хватает. Подойдя к окну, она привычным жестом дернула на себя створку, и тут же детские голоса влетели в пространство кабинета, один из которых – Катя узнала – был точно Любкин. Да, действительно, вон она, носится по детской площадке… И вся младшая группа там. Только воспитательница сегодня другая – молоденькая, незнакомая. Надо пойти, поздороваться…

Любка, узнав Катю издали, понеслась навстречу со всех ног, запрыгала, весело тараторя:

– Смотри, смотри, какую мне куртку дали! Смотри, какая баская! И у Надьки такая же! Мамка бы щас нас увидала, глаза бы вылупила! А тут еще и кармашки есть, смотри! Нравится?

– Очень нравится, Любочка. Тебе идет. И к глазам подходит.

– Ты чё – к глазам! Тоже – сказала! Кто это на глаза куртки напяливает?

– Ну, это так взрослые говорят – к глазам подходит… – принялась объяснять Катя. – Курточка голубая, и глаза у тебя тоже голубые…

– А… – удовлетворенно кивнула Любка. – Ну тогда ладно. А ты с нами погуляешь?

– С удовольствием. – улыбнулась Катя. – А во что вы играете?

– Да не играем, а просто бесимся! Это у нас мамка так говорила, когда трезвая была, – идите на улку, там и беситесь.

– Понятно… А почему Алеша с вами не играет? То есть не бесится?

– А, да ну его… – махнула рукой девочка. – Смурёный он какой-то. Ну, я побежала…

Алеша Вяткин действительно выглядел «смурёным», сидел на низенькой детской скамеечке, согнувшись, будто рассматривал что-то у себя под ногами. Катя подошла, села рядом, дотронулась до его плеча.

– Ты почему не играешь, Алеш?

Он поднял глаза, и снова у нее все сжалось внутри от холода. Даже отодвинуться захотелось. Очень уж странный был у ребенка взгляд. Пустой, смиренный. Взгляд человека, измученного давней болью. Такой давней, что ее не замечаешь. Есть и есть эта боль, привычной стала. Родной.

– У тебя болит что-то, да? – склонилась к нему Катя, пытаясь преодолеть внутренний холод.

– Нет. Ничего не болит. Просто они со мной не дружат, – пояснил мальчик тихо и довольно обыденно, мотнув подбородком в сторону резвящихся на площадке девчонок.

– Почему?

– Не знаю… Наверное, потому, что я плохой.

– А разве ты плохой?

– Конечно, плохой. Я на папу похож.

– Что?! – поразилась Катя. – А почему, если на папу похож, то…

Что и говорить – не нашла она правильных слов для правильного вопроса. Наверное, настоящий детский психолог обязательно бы нашел, а она – нет. Сидела, открыв рот, смотрела на мальчишку так удивленно, что он сам решил прийти ей на помощь с объяснениями.

– Понимаете, я очень, очень на папу похож. Мама говорила – вылитый. А папа маму бросил. Папа – плохой. Значит, и я плохой.

Он моргнул, пожал худенькими плечиками, даже чуть улыбнулся краешками губ – вроде того, что тут может быть непонятного?

Катя лишь вдохнула и выдохнула с трудом, лихорадочно подыскивая правильные слова для продолжения этого странного диалога. Но не успела – молоденькая воспитательница, захлопав в ладоши, вдруг завопила истошно и радостно:

– Все, ребятки, прогулка окончена! Идем обедать, ребятки! О-бе-дать! Все за мной! Идем!

– Постой, Алеша! – придержала Катя за рукав куртки послушно вставшего со скамейки мальчика. – Постой… Давай мы потом как-нибудь вдвоем погуляем, хорошо? И поговорим… Мне так хочется с тобой поговорить, Алеша! О чем-нибудь интересном! Или поиграть… Ты будешь со мной играть?

Наверное, слишком уж эмоционально она все это проговорила. Горячо и быстро, почти на одном дыхании. И со стороны – смешно, наверное. Мальчишка лишь коротко кивнул, глянув на нее удивленно. Катя подняла брови – господи, а глаза-то у него – голубые! Прорвалась-таки маленькая эмоция удивления через пустоту холода, растопила на секунду черные льдинки, и то хлеб! И пусть воспитательница сколько угодно сейчас на нее пялится, пусть даже пальцем у виска покрутит. Пусть! Зато глаза-то у мальчишки голубые, оказывается!

– А со мной? Со мной поиграешь? – дернула ее за полу пиджака подбежавшая Любка.

– Конечно, Любочка. И с тобой поиграем. Обязательно! – Катя легко подтолкнула ее в спину. – Иди, Любочка, иди, обедать пора… Слышишь, воспитательница зовет?

Ей показалось, что обратно в свой кабинет она не шла, а летела. И сама этому полету удивлялась – эка радость, глаза у мальчишки разглядела! И что с того? Подумаешь, большая психологическая удача! Хотя и не в радости тут было дело, и не в удаче, а в чем-то другом. Спроси ее – и не скажет, в чем. Но уж во всяком случае, к рабочей функции эту радость отнести точно нельзя было. Ее же в отчет не запишешь…

Сунув ключ в замочную скважину, она попыталась войти в кабинет, но не успела – из-за двери ее действия опередил недовольный женский голос:

– Та открыто ж, чего вы там зазря ключом дергаете! Замок же сломаете! Я ж тут убираюся, не слышите, что ли?