Прежде чем хоть кто-то из нас успел среагировать, Моника поднялась с места и быстрым шагом покинула аудиторию. Хорошо хоть дверью напоследок не хлопнула. Они тут не очень-то крепкие.
— Это мы еще посмотрим, — пробормотал я себе под нос и наклонился за валявшейся на полу сумкой.
Сзади кто-то тронул меня за плечо. Я повернулся и увидел Саёри.
— Гару, — она отвела глаза и сложила указательные пальцы.
Обожаю этот жест.
— Что у вас там произошло, расскажешь?
— М-мне т-тоже хотелось бы з-знать, если ч-честно, — призналась Юри.
— А мне нет! — выпалила Нацуки. В голосе слышались слезы, — еще затыкать меня будет! Пошла она в жопу!
От ее пронзительного голоса в висках кольнуло. Черт, как бы не пришлось воспользоваться рекомендацией доктора Хагельмана. Эти девчонки доведут меня или до психушки, или до могилы. Сдерживаясь, я осторожно потер лоб. Нельзя палиться, особенно перед Сайкой и Юри, они те еще профессионалы, когда надо себя накрутить из-за сущей чепухи.
— Да ничего не случилось, — заверил я, — просто некоторым очень не нравится слышать правду. Так что, если Моника ушла, кто закроет аудиторию?
Глава 21
В итоге этим кем-то, бдительным гражданином, радеющим за сохранность школьного имущества, пришлось стать мне самому. Не то чтобы меня сильно волновало местное барахло — воришке в школе поживиться нечем, разве что дряхлый проектор с потолка снять… Так что я хотел просто свалить и оставить все как есть, но потом вспомнил про ящик с порно-чтивом Нацуки… Если что-то с ее драгоценной коллекцией случится, она ж мне все почки отобьет, чего доброго, своими острыми кулачками. А мне пока ни с одним из органов расставаться не хотелось.
Поэтому пришлось задержаться и поискать ключ. Это оказалось задачкой нетривиальной — свой Моника унесла. В запале не подумала, что он нам пригодится. Ну да ладно, в таком состоянии, как у нее, вообще думать опасно, можно додуматься до такой херни, что будешь на Юри из второго акта похож.
— Гару, м-может, нам тебе п-помочь? — предложила Юри. Она сцепила руки на груди и застенчиво поглядывала на меня.
— Спасибо, но не беспокойся, ща, быстро разберусь, — заверил я.
Успокоившиеся девчонки направились в коридор. Так, не отвлекаемся. В кладовке пусто, только пыль и, кажется, пара мелких осколков от чайного сервиза — кто-то пропустил, когда убирался. На многочисленных полках и стеллажах тоже ничего. И что делать прикажете?
Я уж было собрался предупредить девочек, что поиски затянутся, когда ключ нашелся. Как только я увидел его, поразился собственному идиотизму: Правду говорят; хочешь спрятать что-нибудь — помести на самое видное место. Мимо учительского стола с десяток кругов нарезал и только щас заметил маленький латунный ключик на ленточке. Хотя немудрено, что он не сразу мне на глаза попался — мало того, что из-за потертостей он на фоне столешницы был не так заметен, так еще и лист бумаги болтается какой-то…
Мило. Моника любит изображать кипучую деятельность, деловая наша колбаса.
Пф-ф, а разве в колбасе есть мясо?
(…)
Вот так-то. Она, конечно, всячески поддерживает свой имидж, но любой человек, не просравший зрение с концами, просечет, что вся ее деятельность в клубные часы — перекладывание бумажек с места на место. Срывать покровы с этой ее хитрости я пока не собирался, но после сегодняшних фокусов почему бы и нет?
Ревность терпеть не могу. Одна боль от нее… головная. И жжение пониже спины, аж припекает. Начинаю думать, что скандалов, пассивной агрессии и всяческих помех я еще натерплюсь.
Полагаю, этот рут для меня временно недоступен. Что ж, тогда придется исследовать остальные три. И без госпожи президента забот будет полон рот.
Я выдернул ключ из-под листа бумаги и увидел, что начеркано на этом листе порядочно. По его поверхности бежали рваные строчки. Почерк знакомый — тот, что я видел на записке в кухне этим утром. Кажется, Моника свое обещание не писать новых стихов не сдержала.