Говорил он общими фразами, но было в них нечто угрожающее. По студии поплыл сизоватый дымок, но никто не обращал на это внимания, включая ведущих и съемочную группу. За маской глаз мужика было не видать, но почему-то я кишками чуял, что Карлос смотрит на меня в упор. Даже не мигая.
— Порой при обращении с такими тонкими материалами, дамы и господа, полезно остановиться, передохнуть. Рассмотреть, что называется, перспективу. Потому что не всякое вмешательство пойдет вам на пользу! Но это так, к слову. Теперь вернемся к нашим галошам.
Я хмыкнул и щелкнул кнопкой пульта. По другому каналу показывали, как старина Том пытался прикорнуть в гамаке, а мерзкая мышь опять ему мешала. Так-то лучше. От утреннего шоу у меня по спине целый муравейник промчался.
Есть тоже перехотелось. Поэтому я просто пошел в ванную, умылся и пошкрябал щеткой по зубам. «Привет» все еще маячил на прежнем месте. Буквы не изменились ни капельки, все такие же бледные, но отчетливые, как будто белой краской или зубной пастой намалеваны с той стороны. Я выключил воду в кране и посмотрелся в зеркало. Жирные контуры перечеркивали мое лицо, скрывали его, и от этого снова стало казаться, что там, напротив, стоит вовсе не Гару, а кто-то другой.
— Знаешь, — неожиданно даже для самого себя сказал я, — хз, чего ты добиваешься, чел. Да мне это и по барабану. Вот какая штука: когда слишком много пугалок наваливаешь, эффект от них получается прямо противоположный. Восприятие притупляется. Поэтому не удивляйся, если скоро я реагировать буду как тинейджер на дом с привидениями, от которого детвора кипятком ссытся.
Никакого ответа я не дождался. Отражение в зеркале послушно синхронило мои слова. Без задержки, без отклонений. Каждое движение губ в точности как и должно быть. И все равно смутный порыв внутри заставил меня продолжать.
— Ты меня слышишь, не сомневаюсь в этом, — добавил я уже чуть громче, — так вот, запомни тогда. Не знаю, зачем ты мне ставишь палки в колеса, да и знать не хочу, если честно. Может, по необходимости, от обиды или просто натура у тебя такая. Говнистая. Причины мне до лампочки. Я все равно буду делать то, что делаю. И если у тебя с этим проблемы, чел, то давай не будем впутывать в это ни Саёри, ни Юри, ни кого бы то ни было. Достаточно уже девчонки настрадались. Хватит.
Ну, с учетом того, что на мою долю в жизни махачей хватило, а Гару — навряд ли, тут шансы мне вполне нравятся. Так что если других вариков не останется…
Я некоторое время постоял возле зеркала, но дождался только стука в дверь. Гость забарабанил в створку громко и настойчиво. Чертов дятел-террорист.
— Иду я, мать вашу, иду, — процедил я сквозь зубы.
Три оборота замка, щелчок… и солнечный свет бьет мне в глаза. А чей-то острый кулак — в печень.
— Ты в собственном доме заблудился, что ли? — возмутилась Нацуки, — чего не отвечаешь?
— Умывался, — просипел я в попытках перевести дух, — вода шумела, не слышал тебя.
Она смерила меня насмешливым взглядом. Из телевизора тем временем раздался истошный вопль — бедолага Том опять огреб ни за что ни про что. Прямо как я сейчас.
— Если надеешься, что я тебя за чистоплотность похвалю, даже не рассчитывай, — фыркнула Нацуки, — почему еще не одет? Я же сказала, что буду у тебя в десять часов! Мы уже на девятнадцать минут опаздываем. Шевелись, Гару!
— Не говорила, — возразил я, — ты сказала «утром», но никакой конкретики не дала.
Кого-то более сдержанного (и здравомыслящего) мой аргумент осадил бы. Но только не эту коротышку. Закатив глаза, она заявила:
— Ну и что? Тебе вообще следовало ждать моего прибытия с шести. Как утреннего поезда.
Поезда… Где-то внутри вдруг зашевелилось уже порядком позабытое желание свалить отсюда. Как будто через мертвеца пропустили электроток, и теперь этот полудохлый зомби вяло зашевелился. Бежать сейчас уже не вариант, да и под занавес это делать как-то неловко, но спросить будет не лишним.
— А тут поезда ходят?
Нацуки посмотрела на меня с недоверием.
— Ты это, головушкой треснулся, что ли? Память потерял?
Тут ее симпатичная мордашка помрачнела. Губы сжались в узкую полоску. Видимо, вспомнила мой обморок в клубной комнате и то, как меня в больницу отправляли. Надо же, и у гремлинов совесть просыпается порой.
— Прости, — сказала Нацуки, — я херню ляпнула. Иногда сама не знаю, что несу. Не обижайся, ладно?
Ее маленькая ладошка нашарила мою и легонько сжала. Я уже было хотел сказать «Не парься, все в порядке», как она слегка пощекотала мою ладонь. Ну чисто младшая школа, первый класс, чесслово. Но этот трюк оказался неожиданно эффективным, потому что я рассмеялся.
— Да ладно уж, — сказал я, — ничего страшного, ерунда.
Розовые глаза смотрели на меня в упор. Как будто два огромных, блестящих леденца.