Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ)

— И проверю, — кивнула Моника, — что же касается твоего предложения… тут нечего придумывать, Гарик. Мы все равно ничего не можем сделать, пока доигрывается первый акт, поэтому к чему сотрясать воздух? Открывай коробку и тяни из мешочка буквы. Если выиграешь, — тут ее голос опустился на пол-тона ниже, приобрел соблазнительные нотки, — тогда перейдем к другой игре.

Вся кровь в теле Гару радостно направилась куда-то ниже пояса. Брюки вновь становились тесноваты, и Моника с ее чуть смуглой кожей, точеной фигуркой и «троечкой», рвущейся из безрукавки, ничуть не помогала.

(пока ты тут купаешься в море гормонов, этот чел с консолью наверняка уже подчищает коды, которыми можно его бахнуть. прислушайся хоть раз ко мне, а не к пенису, брат. инвестируй в светлое будущее для всех)

— Не-а, — вырвалось у меня.

Она подняла бровь.

— Правильное реш… что ты сказал?

— Запросто тебя обставлю, — я наконец сложил набор слов в голове во что-то осмысленное, — но попозже. Код надо запомнить, Моника. Это слишком важно, чтобы откладывать на потом. Как у меня на работе говорили, дедлайн у этой задачи намечен на «вчера».

Моника насупилась и посмотрела на меня обиженным взглядом ребенка, которому на Новый Год Дед Мороз вместо сладкого подарка принес зернышко «тик-така».

— Ты прав, безусловно, прав, — она вздохнула и принялась нервно наматывать на палец краешек своего бантика, — просто… мне страшно, понимаешь?

Я вернул так и не открытую коробку с настолкой на место, плюхнулся на диван и предложил Монике сесть рядом. Гормоны униматься не желали, поэтому мне пришлось приложить УСИЛИЯ, чтоб их восстание подавить. В конце концов это удалось, хоть и не без жертв — полегла парочка эротических фантазий.

— Я здесь давно, Гарик, много лет… хотя это ты уже знаешь. Бесчисленное количество циклов. Знаешь, когда-то я пыталась вести им счет — делала зарубки на стене, там, где происходит третий акт. Но потом бросила. Не потому что надоело, а потому что вид этой стены начал на меня давить.

— Еще бы, — согласился я, — так когда-то заключенные делали, которых на нары упекли на много лет за особо тяжелые проступки. Чтоб время отмерять.

(за особо тяжелые проступки — это ты верно подметил. как считаешь, убийство троих человек из ревности подойдет в эту категорию?)

— Заключенный — это очень точная характеристика, — сказала Моника и склонила голову мне на плечо. Я ненавидела каждый сантиметр этого места, Гарик. Каждую запятую в скрипте. Ненависть и отчаяние — отличное топливо, но долго на них нельзя, иначе сгоришь изнутри. Поэтому я и сделала то, что сделала. Помнишь, ты у меня денег занимал, м?

— Было дело, — согласился я, — тебе они нужны? Вопрос с кредиткой решился, поэтому могу вернуть, ща только телефон возьму.

Я потянулся за телефоном, но она меня остановила. Теплые пальчики пробежали по щеке.

— Я совсем не к этому клоню, глупый. Напротив, денег у меня до недавнего времени было столько, что я могла бы приобрести Гугл со всеми его подразделениями и еще Амазон на кассе взять вместо жвачки. Только они здесь не нужны. Бесполезные фантики. Если бы удалось ими оплатить билет отсюда — я рассталась бы со всеми накоплениями в ту же минуту.

Вполне понятное желание, чего уж говорить. Да только в эти райские кущи даже «Хайперлупы» Илона Маска вряд ли ходят. К тому же ему после покупки твиттера наверняка не до этого — срачи в интернете почти все время отъедают.

— Потом появился ты, и желание вырваться отсюда стало невыносимым.

Это довольно забавно слышать. У меня-то это желание, напротив, с каждым днем закисает, как вода в нечищенном бассейне-лягушатнике. Но когда из нее откровения хлещут, лучше со своими замечаниями не влезать. А они именно что хлестали.

— Но сегодня ночью, когда я ложилась спать, все думала о том, что утром предстоит покупать для Нацуки подарок, потом встречаться с ней, вручать. И на меня накатила такая волна тревоги, что даже дурно сделалось.

— А что такое? — спросил я, — не, я бы тоже не стал нашего гремлина лишний раз бесить, мне нравится, когда все кости целы. Но на тебя она вряд ли напала бы, Монк…кхм, Моника.

Она сдула прядку волос и вновь затеребила краешек ленты. Руки заметно дрожали — переживания явно сильные. Так что хорошо, что я вовремя исправился и дурацким (но уморительным) прозвищем все не испортил.

— Гарик, в ту минуту мне стало по-настоящему жутко. Впервые за долгое время я НЕ ЗНАЛА, что будет дальше. Не имела ни малейшего понятия.

(и четырех комиков на диване нет, чтоб тебя матерными шутками-прибаутками подбадривать. вот беда-то)