Я в степени n

Почему он так сказал? Он не был против того, чтобы я пошел в Контору, считал, что СССР скоро грохнется, а хорошее образование и связи с могущественной организацией помогут мне выжить на его обломках. Но и сильно «за» он тоже не был, поэтому и промолчал в моем случае. А тут сказал… Что явилось причиной? Неужели внезапно напавший кашель? Залетела пылинка в рот, защекотала горло, вызвала приступ, изменила давление, настроение, уровень гормонов и еще какой-нибудь хрени в крови. И вот, пожалуйста, дед решил проявить честность и принципиальность. Но тогда все наши удачи и неудачи, вся наша жизнь, получается, от пылинки зависят? И сами мы, получается, просто пылинки, хаотично и бессмысленно перемещающиеся в пространстве и времени… Зачем я, в этом случае, сижу в стерильно-белой комнате и вижу диаметрально противоположные варианты своей судьбы? Почему все эти варианты закончились одним и тем же прыжком с красивого Крымского моста? Для чего-то это все-таки нужно, наверное?

Так и не найдя ответов на мучившие меня вопросы, я снова погружаюсь в жизнь Вити-Чекиста, становлюсь им и оказываюсь в очень интересном заведении для юных конторских дарований, неподалеку от станции метро «Маяковская».

* * *

Уверенность в своих талантах, восторг от тайны и избранность – что еще нужно семнадцатилетнему молодому человеку от жизни? До написания первой книги про Гарри Поттера было еще лет пятнадцать, но лучше Джоан Роулинг атмосферу подобных элитных заведений не выразил никто. Хогвардс, натуральный Хогвардс, без всякого преувеличения. Мудрые, опытные преподаватели, общавшиеся с нами строго, но уважительно, и ученики – сливки юношества Москвы конца восьмидесятых. Избранные из миллионов, хваткие, умные, совсем не совковые, я и не видел до этого так много умных людей в одном месте. Ощущение волшебства усугубляли псевдонимы, розданные нам перед началом учебы. «Манитоба Ястребиный Коготь» было бы, конечно, лучше, но и «Володя Полуясный», под именем которого я учился в таинственной школе, вдохновляло меня неимоверно. Все-таки замечательные психологи работали раньше в Конторе. Полуясный… В точку они попали, вся жизнь у меня полуясная, и сам я – полуясный, а полунеясный.

До начала занятий в конторском Хогвардсе я не находил себе места: правильно ли сделал, хорошо ли поступил? КГБ – цитадель зла, оплот ненавидимого мною коммунизма. Солженицын, Шаламов, рассказы Славика – куда меня, дурака, понесло? Мать, после разоблачения дедушкой во дворе школы, со мной не общалась, но согласие на учебу все-таки подписала. Дед, наоборот, успокаивал как мог.

– Да плюнь, – говорил, – Витя, они уже сами давно ни во что не верят. И не верили никогда, еще я в НКВД служил, а они уже не верили. Хаосом правят тайные службы – что у них, что у нас. Хочешь быть при делах – зажми нос и иди. Да и ненадолго это. Скоро все рухнет, а связи останутся. Это жизнь, внучок, такая вот взрослая жизнь…

Мои сомнения развеялись на первом же вступительном уроке. Куратор нашей группы, после традиционных заклинаний о верности социалистической Родине и партии большевиков, спокойно и доходчиво разъяснил волновавшие меня тонкие моменты.