Я умер вчера

– Не понимаю, – честно призналась Настя.

– Бондаренко мне сто раз повторяла во время наших двух встреч, чтобы я не волновался, у них в программе ведущий очень доброжелательный и приятный во всех отношениях человек, он никогда не поставит гостя в неловкое положение, он, дескать, любит своих гостей, и причин для беспокойства у меня никаких нет. А что я увидел?

Он взял драматическую паузу и выжидательно взглянул на Настю.

– И что же?

– Я увидел человека, который не только не любит своих гостей, он не любит вообще никого и ничего. Ему все, извините, до одного места. Я хочу сказать: до лампочки. И передача, которую он ведет, и гость, которого они пригласили. Ему смертельно скучно и уже ничего не нужно. Более того, он оказался еще и плохо воспитан. Сразу после эфира он встал и вышел из студии, даже не попрощался. Такое впечатление, что это я напросился к нему в программу, и он мне сделал большое одолжение, дав возможность вякнуть пару слов в прямом эфире. Оно мне надо? У меня мало другой головной боли?

– Вы были сильно расстроены?

– Да как вам сказать? И да, и нет. Я уже сказал, что главная моя цель была достигнута, информация о новой картине прозвучала, и прозвучала неоднократно. А то, что меня публично унизили и растерли, как плевок по асфальту, так уверяю вас, мне к этому не привыкать. Я на это дело жутко тренированный. Всю жизнь только и делаю, что унижаюсь. При советской власти унижался перед Госкино и руководством «Мосфильма», чтобы взяли в работу мой сценарий. Теперь, при недоразвитом капитализме, унижаюсь перед спонсорами, прогибаюсь, заискиваю, убеждая их, что фильм, который я хочу сделать, получится очень хорошим и они смогут вернуть свои деньги. Мне, Анастасия Павловна, унизиться не жалко и не стыдно, если я знаю, что от этого будет польза. Так что в этом смысле у меня претензий к программе нет.

– И все-таки что-то вас задело.

– Да. Меня задело то, что я ничего не понял. Почему Уланов вытащил меня на прямой эфир, если передача не была готова? Зачем он размазывал меня по стенке, когда Оксана уверяла, что он ведет себя вполне корректно и доброжелательно? Она меня обманула? Опять же вопрос: зачем?

Настя поняла, что зря потратила время на кинопродюсера. Она-то думала, что он встречался с Улановым хотя бы два раза и сможет рассказать о том, каким он был до несчастья, происшедшего с его коллегами, и каким стал после него. Оказалось, что образа «в динамике» не получилось, встреча с Улановым была единственной, и Дорогань рассказал ей все то же самое, что она и без того видела собственными глазами.

– Спасибо, Всеволод Семенович.

Она собралась уходить, однако Дорогань жестом попросил ее не вставать.

– А теперь, Анастасия Павловна, открою вам маленький секрет. Вы позволите?

– Позволю, – кивнула Настя, открывая пачку и доставая новую сигарету.

Ей не хотелось уходить отсюда. Против обыкновения ей было хорошо в этой просторной, не очень тщательно убранной, но удивительно уютной гостиной, хотя она всегда чувствовала себя хорошо и спокойно только в двух помещениях: в собственной квартире и в своем кабинетике на Петровке. И даже громогласный суетливый хозяин квартиры ее не раздражал, а ведь она обычно моментально уставала от громких звуков и совершенно не переносила мельтешащих перед глазами людей. И все-таки ей здесь нравилось.

– Как вы думаете, откуда я знаю, что вы любите кофе и пьете его постоянно?

– Вы это угадали. Вы же сами так сказали. Солгали, что ли? – улыбнулась она.

– А как же. Продюсер, который никогда не врет, – это не продюсер, а режиссер. Режиссер должен быть правдив, потому что он творец и должен донести свои мысли и чувства до зрителя. Если он не будет правдив, ему не поверят. А продюсер должен врать на каждом углу, иначе он и денег на фильм не достанет, и потом ничего не заработает. Так вот, Анастасия Павловна, я видел вас полтора года назад в «Сириусе», когда убили Алину Вазнис. Вы сидели в кабинете начальника службы безопасности и пили кофе. Долго сидели. Я заглядывал в кабинет несколько раз, и каждый раз у вас в руках была дымящаяся чашка, из чего я сделал вывод, что кофе в ней не тот же самый, уже давно остывший, а свежий. И в пепельнице перед вами все время лежала зажженная сигарета. Так что, как видите, шарлатанства никакого.

– А как же ваш любимый образ сыщика? Тоже ложь?

– Обижаете, хозяйка, – фыркнул веселый кинопродюсер. – Чистая правда. Как на духу. Скажите, вы с начальником службы безопасности «Сириуса» поддерживаете отношения?

– Со Стасовым? Да, конечно. А в чем дело?

– А с его женой вы знакомы?

– Знакома.

– Насколько близко?

– Всеволод Семенович, я не понимаю цели ваших расспросов, – напряженно сказала Настя.

Кинопродюсер сразу перестал ей нравиться. Жена Стасова Татьяна работала следователем, и попытки найти к ней ходы, как говорил незабвенный Аркадий Исаакович, «через заднее кирильцо» ничего приятного не сулили.

– Да цель ясная как Божий день! Я хочу снимать хорошие детективы. И я хочу, чтобы Татьяна Томилина написала сценарий.

Настя недоуменно пожала плечами.

– Так попросите ее. Не вижу, в чем проблема.