Я умер вчера

– Мою колесницу уже все агентство знает, – пояснил он. – Оставим машину здесь, а сами пойдем ножками. До большого сбора еще как минимум полчаса, так что можно осмотреться и выбрать место для наблюдения. Кстати, эта подворотня совсем неплоха, здесь темно, с улицы не видно, кто стоит.

– Давай постоим здесь, – согласилась она, – если ты уверен, что нужный нам человек непременно пройдет мимо.

– Он не пройдет, они все на машинах, а какая у него машина, я не знаю, в том-то и беда. Зато отсюда просматривается охраняемая стоянка, где они ставят свои автомобили. Во-он там, видишь?

Чтобы увидеть место парковки, Насте пришлось сделать шаг из подворотни на улицу. Она покачала головой.

– Далековато. Я лицо не разгляжу.

– Плохо видишь?

– Не то чтобы плохо, но глаз все-таки не как у орла, а как у тридцатишестилетней женщины, которая много работает на компьютере.

– Тогда поищем место поближе. Там с другой стороны есть скверик, тоже вполне подходящий, много кустов и деревьев, есть где спрятаться.

Они вышли из подворотни и двинулись в сторону стоянки. То, что произошло в следующий момент, было совершенно неожиданным. Из-за угла вылетела машина, поравнявшись с ними, чуть сбавила скорость, раздался сухой треск выстрелов. Машина тут же набрала скорость и умчалась, а Дима Захаров остался лежать на тротуаре. Он умер мгновенно.

* * *

Домой Настя вернулась около полуночи. Позади остались долгие разговоры и объяснения в милиции, допрос у дежурного следователя и прочие необходимые в таких случаях дела. Она была вымотана до предела. А день так славно начинался…

Сняв в прихожей кроссовки, она босиком прошла на кухню, чтобы выпить кофе. На глаза попалась большая яркая коробка с тортом. Димка, Димка… Так хотел уложить ее в постель, а она смеялась: «Тебя только могила исправит». Как в воду глядела.

«То, что я тебе предлагаю, замечательно. Это прекрасно. Это избавляет человека от страданий и от страха смерти. Это делает человека счастливым и свободным».

У него не было страха смерти. Или был? Может быть, именно поэтому он так настойчиво предлагал ей заняться любовью? А страдания? Были ли у него страдания? Она так мало знала о нем.

«Надо было согласиться, – внезапно подумала Настя. – Надо было согласиться и лечь в постель. Мы бы никуда не поехали. И он остался бы жив. Теперь мне начинает казаться, что он что-то предчувствовал. Я же видела, что он хочет остаться здесь и совсем не хочет никуда ехать. Но я, как обычно, думала только о себе. О том, что мне потом будет неловко и противно. О том, что изменять мужу, с которым поссорилась, – пошло. Господи, о какой ерунде мы порой думаем, носимся с ней как с писаной торбой, считаем самым главным в этой жизни, а потом оказывается, что самое главное в жизни – это именно жизнь и ради ее сохранения можно пожертвовать чем угодно. В смерти Димы Захарова я виновата столько же, сколько и сами убийцы. Насильственная смерть – это пересечение времени жизни убийцы и его жертвы. И к точке пересечения привела Димку я».

Она вспомнила его яркие синие глаза, в которых плескалась готовая вырваться наружу ласковая улыбка, и расплакалась. Горько, навзрыд.

Минут через пятнадцать она умылась холодной водой, вытерла полотенцем красное опухшее лицо и удивленно прислушалась к себе. Страха больше не было. Того самого страха, который брал ее за горло и мешал разговаривать с мужем и родителями. Все это казалось таким мелким и ничтожным. Она вдруг поняла, что пули, убившие Дмитрия, только чудом не задели ее саму. Она была на волосок от смерти. И по-настоящему значение имело лишь то, что она осталась жива. Страх смерти – это единственное, с чем надо считаться. Все остальное – дурь, блажь и розовые сопли.

Настя посмотрела на часы. Двадцать минут первого. Поздновато. Но в конце концов она же решила, что есть вещи главные и есть неглавные, которыми можно пренебречь. В данном случае пренебречь можно приличиями, это вполне простительно.

Она решительно набрала телефон Чистякова в Жуковском. Долго никто не снимал трубку – наверное, все уже спят. Наконец раздался сонный голос Алексея.

– Слушаю вас.

– Леша, приезжай, я все расскажу тебе.

– Надумала? – Его голос сразу перестал быть сонным, в нем послышались насмешливые интонации.

– Надумала. Я все поняла, Лешик. Я была полной дурой. Больше это не повторится. Честное слово. Ты приедешь?

– Пока нет. Отец болен, я должен побыть здесь. Так что твоим благим намерениям придется подождать. У тебя все в порядке?

– Да. То есть нет. То есть… Это все сложно, Леша. Ладно, отложим пока. Извини, что разбудила. Спокойной ночи.

– Счастливо, – ровным голосом ответил он.