– Ничего, когда-нибудь научишься. Твой старик может за себя постоять, а ты весь в него. Ты умеешь принимать удары. Если хочешь хорошо драться, нужно уметь принимать удары. Взять, к примеру, передрягу, в которую я угодил с братьями Стенли. Их четверо, и все дерутся, как черти. Я не был с ними знаком, но слышал про них. Один из них – по-моему, Джордж – пошел за мной к черному ходу в пабе и давай меня костерить на чем свет стоит, а когда я вызвал его, он и говорит: «Смотри, я ведь один из Стенли», а я в ответ: «Да плевать мне, что вас четверо. Подавай их всех сюда». И вот только мы сцепились, как подоспели трое его братьев, и я оказался один против четверых.
– И все они набросились на вас? – спросил я.
– Да, все скопом. Я начал наступать, бросил одного на землю, а когда он падал, дал ему коленом в живот и сразу выбил из него дух. Остальные трое задали мне жару, но я все время старался бить ниже груди – это единственный настоящий способ биться на кулаках. Старайся наносить удары как можно ниже. О лице и думать не стоит. Если хочешь его разукрасить, успеешь сделать это, когда измотаешь противника. Ну, уперся я спиной в стену и давай бить то правой, то левой. Трюков у меня в арсенале было мало, но потом я свалил их всех и смылся. Игра не стоила свеч. Слишком дорого мне обошлась. Но победа была за мной. Да, черт возьми! – сказал он, с удовольствием предаваясь воспоминаниям. – Вот это была драка!
Мы проезжали по большой поляне. Полуразвалившаяся изгородь из срубленных на этом участке деревьев окружала выгон, где уже появились молодые побеги и кусты, свидетельствуя о постепенном возвращении леса. Заброшенная, заросшая травой тропа вела от некоего подобия ворот к покинутой хижине, сделанной из коры; тонкие молодые деревца касались листвой ее стен.
Стряхнув с себя задумчивость, Питер вдруг сказал с новым вдохновением:
– Это хижина Джексона. Сейчас я покажу тебе пень, о который молодой Боб Джексон сломал шею. Лошадь понесла и сбросила его, а два месяца спустя старик Джексон, обмотавшись цепью для волов, утопился в пруду. Пруд я тебе потом тоже покажу. До пня уже немного осталось. Вот где-то здесь… ярдах в двадцати от забора. У него на груди была шишка размером с мою голову. Наверное, рухнул прямиком на пень. Так, где он тут? – Он встал на телеге в полный рост, внимательно глядя на выгон. – Вон он. Стой! Стой, говорю тебе.
Лошади остановились.
– Вон тот, на боку… видишь? Возле мертвой акации… Стой! – закричал он одной из лошадей, которая опустила голову, чтобы пощипать травки. – Надо еще разок взглянуть на этот пень. Пойдем, я тебе покажу.
Мы перелезли через изгородь и подошли к почерневшему от огня пню с торчавшими обрубками корней, который лежал на боку возле глубокой ямы в траве.
– Говорят, вот об этот корень он ударился грудью, а о тот головой. – Питер указал на два торчавших корня. – Его лошадь… Так, где она понесла? Вон туда она поскакала. – Он описал рукой полукруг, охватив часть выгона. – Немного в сторону. Потом повернула у этого дерева, пошла кругом, видно, проскакала мимо тех папоротников и затем вот по этой лужайке. Видать, пень ее напугал, вот она и шарахнулась.
Он отошел шага на четыре от пня и секунду отмерял глазами расстояние.
– Вот здесь он свалился с лошади. Тут она бросилась в сторону. – Питер указал рукой в сторону плетня. – И упал он на правую сторону… – Питер помолчал с минуту, пристально глядя на пень. – Он так и не узнал, что его убило.
Когда мы вернулись к телеге, он сказал, что после смерти сына старик Джексон сделался каким-то странным.
– Не то чтобы свихнулся, просто в нем как будто что-то надломилось. Он все время грустил.
Возле пруда Питер снова остановил лошадей и сказал:
– Вот здесь. У дальнего берега очень глубоко. Пруд с тех пор, конечно, зарос. Старый Джексон прямо туда и пошел и уже не вернулся. Его старуха и младший сын сразу после этого уехали. Она страшно убивалась. Сейчас тут и соломинки не найти, чтобы трубку прочистить. Я погрузил все ее вещи на телегу и отвез их в Балунгу. Ей-богу, когда она меня увидела, то прямо просияла. А когда я уезжал, разревелась. Я сказал ей, что старик Джексон был настоящим человеком. Но моя старуха говорит, что от таких слов ей только хуже. Не знаю…
Он тронул лошадей, потом сказал:
– Говорят, если человек утопился, значит, у него с головой что-то не так было. Может быть… Не знаю… Но старик Джексон был не такой. Он был хороший парень. Ему и нужно-то было всего, чтобы приятель сказал: «Не падай духом», – и ему бы полегчало. Беда в том, что я в тот день как раз уехал подковывать лошадей.
Глава двадцать пятая
На ночлег мы устроились в заброшенной хижине лесоруба. Питер распряг лошадей, затем достал из лежавшего на телеге мешка из-под отрубей конские путы и колокольчик.