Я ухожу, любимый

Поддержка нужна каждому. Вне зависимости от того, насколько ты сильный или слабый. Насколько решительный или робкий.

Иногда своя надежда и вера гаснут. И чтобы не дать им потускнеть и потухнуть окончательно, важны всего лишь несколько слов. Они, как раскаленные стрелы: направленны прямо в сердце.

Тянусь к телефону, отправляю сестре сообщение. После Зори она второй человек в моей жизни, которому удается как-то влиять на меня. Все остальные — за гранью этого, они чужие для меня и холодные. Не спорю, я сам виноват, всегда отстраняюсь, но мне так было проще — в одиночестве.

Пробраться под кожу удается только Зорине и сестре.

Вообще не соображаю, что именно я написал в сообщении, но Гелена перезванивает мне сразу.

— Объясни коротко, — выдает она командным голосом.

Да что там объяснять. Все одномоментно вышло из-под контроля…

Я произношу что-то неровным голосом, рассказываю, что случилось. Как летел вперед, нарушая правила. Как меня колотит изнутри. Как я боюсь их потерять.

— Все будет хорошо! Соберись! — настаивает сестра. — Все были готовы!

Готовы?! Да никто не был готов к такому!

— Скажи мне честно: шансы хоть какие-то есть?

— Шансы всегда есть.

— Не ври! Не надо мне говорить то, что я хочу услышать! Ты мне по факту давай!

— Успокойся. Выдохни. Я бы сорвалась к тебе, но не могу с работы отлучиться. Прости, пожалуйста…

— Ты специально увиливаешь от ответа?! — взрываюсь я. — Все совсем плохо, да?

Передо мной ворота, позади и сбоку деревья. Легкий ветерок обдувает разгоряченное лицо, но, кроме свиста в ушах и «выдохни», я ничего не разбираю.

Я подошел к невидимой грани, а там… дальше… неизвестность.

— Акрам, — пробивается ко мне сестра сквозь поток неутешительных мыслей и недостатка кислорода в крови. — С ней врачи. Они сделают все возможное. Поверь, в истории медицины есть случаи и похуже. У нас все прекрасно. Врач сам дал отмашку, что пора. Да, было бы лучше, если бы все осталось под абсолютным контролем, но иногда что-то может пойти не так. Это не значит, что все пропало. Это значит, что нам всем придется пройти через дополнительные сложности. Но все получится. Поверь, братишка.

— А что дальше, Гелен? — уточняю я убитым тоном. — Когда я смогу их увидеть?

Таким потерянным и прибитым я не чувствовал себя никогда. Все, что со мной случалось раньше и казалось концом света, — на самом деле ничто по сравнению с тем, что происходит сейчас.

— Скоро. Малышку поместят в специальный бокс с нужной температурой. За ней будут ухаживать. Ты сможешь ее увидеть, нужно уточнить у врача, в какой момент это можно сделать, потому что часто приезжать — плохая идея. Всегда существует риск принести дополнительные инфекции. Ее выходят, Акрам. Но никто не обещал, что будет просто.

— Ясно.

— А Зоре тоже нужен небольшой восстановительный период. И еще ей лучше не волноваться. Только позитивные эмоции. Кстати, тебе пока — тоже.

Черт. Я же обещал позвонить маме Зорины.

Нет, это точно не в моих силах сейчас. Утром обо всем сообщу, когда буду понимать, как и что.

— Я приеду после работы, — обещает Гелена.

— Не стоит тебе мотаться. Ты и так встаешь чуть свет. А заканчиваешь поздно. Лучше выспись.

— Давай сориентируемся по факту. Держи меня в курсе. Как только получишь какую-то информацию — сразу звони мне, договорились?

— Да-да. Наберу.

— Жду.

Отбиваю вызов. Усаживаюсь в машину, обессиленно падая на сидение, и прикрываю глаза.

Мой свет постепенно меркнет, и это не поддается контролю. Она — мой рассвет. Она вытянула меня из вечной тьмы. И если она исчезнет из моей жизни, день внутри меня уже никогда не настанет. Ни рассвета, ни заката. Сплошная мгла.

Зорина так многому меня научила: чувствовать, любить, признавать ошибки и стараться быть лучше. Не ради себя. Потому что ради себя — не надо.

Минута. Еще минута. И еще.

В голове картинка с огромными песочными часами. Мелкие частички летят сверху вниз, обрушиваясь на дно стремительным потоком. И не кончаются. Песок пересыпается бесконечно, беспрерывно заполняет собой нижнее пространство. А на мою голову летит пепел.

Так, как сейчас, никогда раньше я не осознавал свою ничтожность.

Моя дочь и моя жена.

Что угодно готов отдать, чтобы они просто жили.

Я только сейчас думаю, что мы так и не решили, как назовем дочь.

В руке вновь вибрирует телефон. Не глядя я принимаю вызов.

— Слушаю.

— Акрам, — начинает отец, а в моей груди брешь становится глубже. Я не вслушиваюсь в слова, я не хочу сейчас ни о чем спорить. У меня просто на это нет сил.

— Давай позже? — мгновенно отстраняясь, бросаю в трубку я. — Перезвоню как-нибудь.

Уж не знаю, насколько обесточенным звучит мой голос, но отец пресекает поток суровых фраз, выдерживая небольшую паузу.

— У тебя все в порядке? — вдруг выдает он настороженно.

— Нет, — сам от себя не ожидаю, но меня прорывает. — У меня жена в больнице. Ей делают операцию на сердце. А еще кесарево. Сразу две сложных операции, которые были запланированы, но вышли экстренными. Так что мне сейчас наплевать на твои претензии. Как-нибудь в другой раз, — огрызаюсь я по привычке.