Высокая шишка в криминальном мире, раньше ошивался у нас, все под ним по стрункам ходили… А потом сюда подался, видно, связи прежние остались… Да не знаю я, короче! Он меня позвал и велел тебя привалить, а я… ну, сказал уже, в общем!
Так-так… В нашем городе объявился какой-то крутой залетный, решил творить беспредел и наезжать на местных честных людей вроде меня, а я… об этом ничего не знаю?! — сам у себя спросил Ден и сам же себе ответил: — Чушь. Полная чушь…
Головорез отошел от пленника и, опершись ладонями о поверхность стола, призадумался на некоторое время. Что-то ускользало от его обостренного внимания, но что именно?
Цербер. Не может быть такого, чтобы о непонятном залетном этот хитрый сукин сын ничего не знал. Но почему, в таком случае, он ничего не сказал Дену? Задумал какую-то свою сольную партию во всей этой лабуде, потому и темнит сверх меры? Очень даже возможно… Цербер всегда умел определить для себя выгоду — у него на это определенно выработался первоклассный нюх. Следовательно, в этот раз он решил не делиться выгодой с Деном?
Чувствуя, как от непонимания ситуации его мозг готовится вот-вот взорваться, Ден с силой хлопнул ладонью по столу и уже собрался было объявить парням о своем решении, как вдруг дверь в темницу с треском распахнулась, а на пороге замаячил один из подручных головореза.
Ден, там это… Новости передают.
Ошалеть, какая неожиданность, брат! Я, наверное, чем-то похож на политика? Определенно, профилем…
Нет, Ден, там дача Леры горит…
Невидящим взглядом Ден смотрел на то, как пожарные машины тушат разбушевавшийся огонь, так стремительно захвативший в свою власть дачу Лерки. Перед глазами головореза мелькали недавние кадры, повествующие о его визите в это место; но тогда тут было тихо и мирно, а о пожаре никто даже не задумывался. Ден проник внутрь дома, словно какой-нибудь очень удачливый вор, проник для того, чтобы поговорить со своей сестрой. И у него тогда это почти получилось…
Теперь дом объят дерзким огненным пламенем, внутри остались люди. Невозможно сказать, сколько жизней унес этот чертов огонь, но полицейские, которых тут было просто нереально огромное количество, делали предположения одно хуже другого. Почему-то они единолично склонялись к мысли, что владелица коттеджа мертва.
Мертва… Сколько раз Ден во всех подробностях представлял себе смерть своей сестры, но тогда он даже помыслить не мог о том, что все может закончиться… так. Он знал, что способен убить Леру, более того, он даже в этом не сомневался, однако теперь все те мысли казались таким неописуемым бредом, что вспоминать о них было муторно. Бред он и есть бред. Иллюзии, разъедающие мозг сумасшедшего озлобленного психопата.
Теперь смешно. Он бы и пальцем не смел ее тронуть, что уж говорить обо всем прочем?
Как-то так получалось, что жизнь их здорово напоминала игру в шахматы; Лера постоянно играла белыми, а Ден — черными. В этой игре, смысл которой сводился вовсе не к победе, как кто-то мог подумать, а к поражению, сильные и слабые то и дело менялись местами, ставили друг другу шахи, но никогда не дотягивали до победного мата. Это была бесконечная игра на выживание, на определение лидера, на силу и скорость, на мощность… На шахматной доске то и дело появлялись и исчезали разноцветные фигуры, а исход битвы, тем не менее, все еще не был решен. И вот… белую часть кто-то третий, несомненно, могущественный, просто взял и смел с доски. Черные остались без оппонентов, им больше не с кем воевать. А этот самый неизвестный третий тщательно бережет свое инкогнито…
Ден сильно затянулся и почувствовал, как в горле запершило. Глаза застилал туман то ли от едкого дыма сигареты, то ли от вонючих запахов плавящего пожара. Пожарные резво сновали по территории Леркиного дома, пытаясь потушить яростные языки пламени, а полицейские в это время трепались языками и ждали своей очереди приступить к работе. На Дениса Якунина они, конечно же, обратили внимание, но подойти и попросить убраться вон все же не рискнули. Слишком известной персоной был Ден, слишком много всяких разных слухов ходило о нем…
Денис кинул на землю окурок и машинально прижал его подошвой. Пожар уже почти стих; скоро, наконец, можно будет точнее узнать о жертвах. Леркины олухи его не интересовали, а вот судьба сестры волновала головореза чрезвычайно. Отблески огня плясали в его глазах, а ему казалось, что горит не снаружи — с характерным треском сгорает что-то внутри него самого.
Он пытался набрать номер сестры, но упрямый механический голос монотонно твердил одно и то же — «Телефон абонента выключен…» Ден не знал, что ему следует думать, понятия не имел, была ли Лерка внутри в то время, когда начался этот проклятый пожар? А если не была, то где же она сейчас? Почему не приехала?