Я – твой сон

Толпа призраков нестройным рядом надвигалась на Кима. Среди них Ким узнал земляков, тех посельчан, которые умерли или погибли за последние лет десять. Рот отца начал открываться, словно на его плоском лице появилась черная дыра, и дыра эта стала расширяться. И вдруг отец закричал, но из гортани его вырвался не один голос, а целый хор страшных голосов, полных ужаса, злобы и отчаяния.

– Беги отсюда, пока они тебя не схватили! – приказала старая Маула.

– Но я…

– Беги! – завопила старуха.

И Ким побежал.

– СПАСИ ЕЕ! – повторяла ему вслед Маула. – СПАСИ ЕЕ!

«Пи-пи-пи» сердечного монитора участилось. Медсестры засуетились вокруг тела Кима.

– У него давление падает!

– Это приступ! Зови доктора!

Прерывистый сигнал зазвучал еще быстрее и вдруг резко оборвался, сменившись долгим писком, а извилистый график на экране монитора, сорвавшись с верхней точки вниз, превратился в прямую горизонтальную линию.

Усталый голос медсестры сокрушенно произнес:

– Поздно. Он умер.

25

Раны, оставленные на теле Максима Пичугина медведем, заживали на удивление быстро. На пятый день он окреп настолько, что смог предпринять вылазку в поселок. Сделал он это, когда Анны не было дома. (Последние пару дней она сутки напролет пропадала у какого-то малыша, который то ли умирал, то ли был при смерти. Алешка приходил домой поздно, на все попытки Максима заговорить с ним отвечал пожиманием плеч или какой-нибудь односложной фразой, а потом уходил к себе в комнату и запирался.)

Перед дверью кафе «Радуга» Максим остановился перевести дух. Осмотрел свою модную куртку, старательно выстиранную и зашитую Аней, с ровными шовчиками там, где раньше были разрезы от медвежьих когтей. Затем взялся за медную ручку, небрежно скользнул взглядом по объявлению о пропавшей девочке, открыл дверь и вошел внутрь.

В зале было почти пусто. Максим приблизился к барной стойке, кивнул худощавому бармену, похожему на старого мальчика, и сказал:

– Дружище, выручи. Я где-то посеял свой мобильник, а мне нужно срочно позвонить.

– Вам нужно позвонить в другой город? – осведомился бармен.

– Ну да. В Москву.

Бармен нахмурился.

– Это дорого.

Максим улыбнулся, вынул из кармана кошелек, отсчитал несколько сотенных бумажек и положил на стойку. Бармен взял деньги, пересчитал и сказал:

– Две минуты.

– Три!

Бармен достал из-под стойки старенький телефон с замотанной изолентой трубкой и поставил перед Максимом.

– Спасибо, дружище! – тот снял трубку с рычага, с некоторой опаской прижал ее к уху и набрал номер на треснувшем круглом диске. Выждал паузу, а затем заговорил:

– Алло, Илья! Это я, Максим! Привет, братское сердце!.. – болезненно бледное лицо артиста озарилось искренней улыбкой. – Слушай, тут плохая связь, в любой момент может оборваться. Короче. Ты вроде бы искал натуру для своего нового фильма? Еще не нашел?.. Хорошо. Я, кажется, могу тебе помочь… Да, нашел… Нашел, говорю! Натура просто блеск! Как раз то, что тебе нужно. Илюх, я тебе гарантирую. Ты ведь знаешь, где я?.. Да, поселок Лучи… Да… Да… Как добраться – я тебе рассказывал. Приезжай, все увидишь сам! Да, жду! Пока!

Он положил трубку на рычаг.

– Приглашаете сюда кого-то? – с любопытством спросил бармен, протирая стойку бархоткой.

– Да, – Максим улыбнулся. – Друга. Он режиссер, ищет натуру для своего нового фильма.

– Думаете, приедет?

– Почему бы и нет? Он парень решительный и очень требовательный к себе. Ради хорошей натуры готов пролететь тысячи километров. Свой прошлый фильм, например, снимал в Новой Зеландии.

– Не знаю, как там в Зенландии, а у нас тут места красивые, – сказал бармен. И добавил со странной улыбкой: – На любой вкус.

– Да, ты прав, – согласился Максим. – Налей-ка мне кружечку холодного пивка.

* * *

Анна пришла домой уставшая, еле передвигая ноги. Лечение мальчика совершенно ее измотало. Яков Степанович весь день твердил, что знает, на что она способна, но малыша не спасти. Что она мучает и себя, и его. Что лучше отпустить мальчика, дать ему уйти. И что не стоит зря обнадеживать родителей, поскольку потом, когда мальчик умрет, они предъявят претензии не больнице и не Господу Богу, а ей, Ане Родимовой.

Но она продолжала лечить, смешивая травяные настои, как учила ее старая Маула, втирая мази, нашептывая мальчику на ухо заклинания и молитвы.

Раздевшись, Анна села на диван и тяжело перевела дух. От усталости и бессонницы у нее слегка кружилась голова. В комнату к Максиму она не заходила, потому что знала: диван пуст, а сам Максим гуляет по поселку. Она сама видела его издалека, но не стала приближаться. Он был уже достаточно крепок, чтобы обойтись без ее помощи. Еще через пару дней придется указать ему на дверь.

Анна прикрыла тяжелые веки.

Думая о Максиме, она поймала себя на том, что за эти несколько дней привыкла к нему. Максим говорил с ней жалобным голосом, заискивающе смотрел в глаза, то и дело просил у нее прощения за то, что произошло десять лет назад. Он, похоже, никак не мог взять в толк, что, по сути, прощения ему просить не за что. Что сын Алешка для нее не обуза, а счастье. Вот только как сделать, чтобы и Алешка был счастлив?