– Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь и не понимающий, что ты не мотылек – ты бриллиант. Ослепительный сверкающий бриллиант, преломивший свет фонаря, отразивший его сотней искрящихся лучей, раскрасивший сумрак моей жизни в яркие, ранящие, вспарывающие душу цвета и краски. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя! Как же сильно я ненавижу тебя, Кей…
А руки сжимают сильнее, до боли, до невозможности вдохнуть, до понимания – я не хочу дышать без него.
– Сколько, Чи? – Я боролась с безумным желанием убрать ладони со стены и прикоснуться к его стиснувшим меня рукам.
– Это неверный вопрос, Кей. – Его теплое дыхание у моего виска, скользящее касание губами по очертанию уха и уже почти неслышное: – Не «сколько», а «что».
И Вселенная взрывается пульсирующим осознанием реальности!
Я развернулась в кольце его рук, вырываясь из объятий, прижимаясь спиной к холодному камню стены, и взглянула в темные глаза монстра, чтобы прочесть свой приговор.
Приговор, о котором могла бы догадаться и раньше, – на Ятори абсолютная монархия.
Абсолютная монархия – это абсолютная власть императора, соответственно, приговор или помилование по его слову…
В чем же я просчиталась? Где допустила ошибку? Почему?.. Как?! И за что мне это… Это безумное желание обнять его, прижаться к нему всем телом и никогда не отпускать… никогда… дыша возможностью быть рядом и понимая… что возможности не будет.
– И что на кону, Чи? – едва слышно спросила я, уже зная ответ.
Зная. Осознавая его мгновенно заострившимися чертами лица моего монстра, чувствуя, как замерло его сердце, и понимая, что услышу:
– Мой клан.
Я не учла, что Исинхай тоже был Адзауро. Не учла. Не подумала. Не осознала… Император Изаму сделал это за меня. Один Адзауро присылает на помощь другому Адзауро своего мотылька. Кто виновен в том, что мотылек попался на глаза императору? Адзауро. Потрясающая логика, убийственный провал, жуткое осознание того, что я действительно недооценила себя и свое влияние на императора.
Просто не подумала…
Единственное, что я брала в расчет, – жизнь Чи. Единственное, о чем думала, – как сохранить его жизнь. Единственное, чего хотела добиться, – устранение угрозы его жизни. Но когда концентрируешься на чем-то одном – упускаешь детали. Я облажалась. Основательно и конкретно. А после облажалась Алкеста. Минус на минус… Полудохлый предупреждал, я не услышала…
На Ятори мудрецы говорят: «У любви нет глаз».
Что ж, я с полной ответственностью могла заявить, что они не правы. У любви нет ни глаз, ни ушей, ни мозгов! Ни-че-го…
Звенящая пустота разлетающейся на осколки хрустальной иллюзии… и только.
– Предлагаю сделку. – Я облизнула пересохшие губы, сглотнула внезапно появившуюся горечь и продолжила: – Ты покидаешь Илонес. Сегодня. Сейчас. Желательно прямо сейчас. Я завершаю миссию и отправлюсь к императору Изаму. Как там у вас говорят? «И любовь за три года остывает»? Три года моей жизни – это ничто. Выдержу. По рукам?
Ответа не последовало.
В его глазах разливалась мертвая пустота, а губы прошептали лишь:
– Ты знаешь.
– Знаю что? – мой голос упал до шепота.
Чи наклонился надо мной, склонился к самым губам и выдохнул полное бешенства:
– Что Исинхай – Адзауро!
И лишь порыв ветра там, где он только что стоял.
А я смотрела ему вслед, не в силах произнести хоть что-то… Странное опустошение захватывало душу, все внутри, все чувства, замедляло биение моего сердца…
Если бы я могла повернуть время вспять – я бы повернула. Если бы я могла умереть – я бы умерла. Но все, что мне остается, – жить, исправляя последствия своей же ошибки. И стоять на месте, глядя, как исчезает в темноте мой монстр, и отчетливо понимать – я уже никогда не признаюсь, что люблю его. Никогда. Потому что за любящую и любимую Чи будет сражаться до последнего, как сражался за клан Алых повязок…
А того, кого ненавидишь, легче пустить в расход.
И потому… лучше пусть ненавидит. Пусть думает обо мне все что хочет.
«И любовь за три года остывает» – так говорят на Ятори. Мне оставалось лишь надеяться, что моя любовь за три года тоже сдохнет. Мне оставалось надеяться лишь на это.
«Сейли, не дави, – вспомнились мне слова Багора. – Это тебя на органы продать не успели, а Кей продавали дважды».
Что ж… третьи торги также завершатся вполне успешно.
Запрокинуть голову, не позволяя слезам соскользнуть на ресницы, и жить, жить на разрыве, отчетливо осознавая, что одна часть меня мертва, вторая… вторая пытается искупить вину за жизни близких людей.
«– Папа, я не хочу, я…
– Кессади, это хорошая клиника, все будет хорошо.
– Пап, но я…
– Я все решу, Кесси, все будет хорошо…»
Хорошо не было.
Ни тогда, ни сейчас.