Он повернулся так стремительно и быстро, как хищник, готовый вцепиться в свою добычу, и даже генералу Энексу стало ясно, что происходит что-то странное.
– Вы знакомы? – спросил он. – Что это за язык?
Отвечать ему никто не спешил. Адзауро пристально смотрел на меня, сжигая и замораживая одновременно, я не знаю, как у него это получалось… но Чи рвал реальность, сминал ее без жалости и сожалений, превращал даже простой взгляд в оружие, кромсающее душу…
– Я развратен, Кей, – произнес он, пригвоздив меня полным ненависти взглядом до такой степени, что я ощутила себя бабочкой, которую сотней булавок пришпилили к стене, еще и стеклом придавили сверху. – В сексе я искушен настолько, что это может стать проблемой для таких, как ты, Кей, способных лишь разбрасываться пустыми обещаниями, ложными иллюзиями, намеками и только намеками. Да, ты в этом виртуозна, должен признать, впрочем, я видел все твои выступления на состязаниях по спортивному обольщению… Я правильно перевел название?
Молча кивнула.
Чи усмехнулся, в очередной раз окатив презрением, и добил:
– За выступление перед императором тебе полагается не золотая – бриллиантовая медаль. И он готов тебе вручить ее. Лично. Собственно, в этом и состоит суть моей… работы.
Мне вдруг показалось, что флайт пошатнулся.
В голове зашумело, руки вмиг стали ледяными, сердце сжалось, отчаянно забилось и снова сжалось. Я… я не могла поверить. Не могла осознать. Не могла даже представить… Я…
– Кей, – Адзауро отслеживал каждую мою эмоцию, более чем наслаждаясь всей палитрой моего ужаса, – ты же не думала, что я прилетел исключительно из-за мести? Это было бы крайне неразумно с моей стороны, не находишь?
И он безжалостно улыбнулся, наблюдая, как краски окончательно покидают мое все стремительнее бледнеющее лицо.
– К слову, – продолжил Адзауро, – император развратен. Более чем. Он искушен до кончиков пальцев. Но тебе не стоит беспокоиться об этом, Кей. Поверь, за время полета на Ятори я обучу тебя… не только позволять мужчине питать ложные иллюзии, но и удовлетворять все его… потребности.
И во мне что-то умерло.
Разбилось, разлетелось на тысячи осколков, сломалось…
Или это сломалась я?
– Иди на хрен! – пристально глядя в его черные глаза, отчеканила я даже не на яторийском, на своем родном языке.
И усмешка Адзауро превратилась в обещающую мало чего хорошего лично мне ухмылку.
– На хрен пойдешь ты, малышка, – на гаэрском ответил он мне. И на яторийском добавил: – И я даже могу тебе указать, конкретно на какой.
И мой самоконтроль полетел ко всем дохлым дерсенгам!
Откинувшись на сиденье, я сложила руки на груди, закинула ногу на ногу и пристально посмотрела на Адзауро.
Он издевательски поинтересовался:
– Знаешь, что означает твоя поза?
– Знаю. – Как я вообще могла подумать, что питаю чувства к этому монстру?! – Моя поза означает, что у тебя проблемы, крошка-Чи. Так, значит, ты здесь по приказу императора? Знаешь, – теперь улыбнулась я, – полагаю, раз вы оба настолько… искушенные, у вас есть превосходный шанс познать все грани разврата в объятиях друг друга!
Черные глаза монстра предупреждающе прищурились. Еще не угроза, но уже практически на грани.
– И – да, – продолжила я, – я действительно умею создавать иллюзии и раздавать ложные обещания… я делаю это профессионально, крошка-Чи. Подумай об этом прежде, чем пытаться подсунуть меня своему императору. Ведь вполне может быть, что моим первым «капризом» станет твоя смерть… Или, к примеру, так, чисто абстрактно – уничтожение твоего рода. Всего рода. Всех. Готов еще раз наблюдать, как умирают все твои близкие?
Удар был жестоким.
В черных глазах полыхнуло бешенством… но ты первый начал эту войну.
– Я – крыса, Чи. Не детка, не куколка, не малышка, а крыса. Не будь идиотом, который за красивой оберткой не видит реальности. Для меня нет границ, ни моральных, ни физических. Для меня нет ничего, кроме цели.
Его глаза сузились сильнее, и Адзауро выдвинул свой козырь:
– Хочешь увидеть, как подыхает Исинхай?
Я улыбнулась.
Там, внутри, под маской, в которую превратилось мое лицо, мне было страшно, до безумия страшно, но… но внешне я отреагировала лишь улыбкой. Говорить что-либо? Просить? Умолять? Да пошел ты!
– Оставайся, Чи, – ласково произнесла я, – оставайся на Илонесе. Мне будет приятно… увидеть, как ты СДОХНЕШЬ!
На последнем слове внезапно сорвалась на крик.
Проклятье!
Почему так? Вроде же успокоилась, взяла себя в руки, контролировала ситуацию, даже до прямых угроз опустилась, так с чего же этот срыв? Как глупо, непрофессионально и… боже, как больно.
– Мм-м, капитан Давьер, – позвал меня генерал Энекс.
Я не ответила.
Отвернувшись к окну, я проследила за тем, как флайт приземляется на площадке, не дожидаясь слуги, направившегося открывать дверцу, распахнула ее сама, спрыгнула на камни и…
Это были рефлексы.
Сработали исключительно рефлексы, но движение слуги, попытавшегося что-то забросить во флайт, я блокировала, даже не задумываясь, перехватила контактную бомбу, ломая руку взвывшему хрен его ведает кому, и отшвырнула снаряд за долю секунды до того, как закрылся защитный купол.