— Вот именно. Что касается Дэвиса, то я им был очень озабочен. Он мог это сделать. Вошел к Айону в то время, когда тот мог быть убит, однако говорит ли он правду, утверждая, что застал уже труп? Будем исходить из мотива, а его-то, пожалуй что, и нет, так как Драммонд, вероятнее всего, дал бы ему деньги. Это убийство преднамеренное, и, значит, Филип, направляясь с надеждой взять деньги взаймы, должен был иметь в кармане нож, подвеску и перчатки. От Филипа Дэвиса, шахматиста, умеющего просчитать ответы противника на много ходов вперед, я опасался какого-нибудь подвоха. Но совершенно очевидно, что он не мог украсть нож и перчатки, потому что Люси шла именно к нему. Когда чуть раньше она стояла перед твоей дверью, он, решив проникнуть к ней в комнату, должен был пройти мимо. Потом она вернулась к себе, а Сара — напомню, что в данном варианте убийца не она, а он, — вообще не выходила из комнаты до 12.30. А как он мог позже подбросить перчатки? Когда? Кроме того, он должен был запланировать убийство еще две недели назад, написав письмо, а ведь если бы Спарроу одолжил ему деньги, все его путешествие по дому и посещение Драммонда было бы совершенно ничем не оправдано. И почему он подставляет под подозрение Люси Спарроу, которую, как пишет в письмах к сестре, тайно любит? Почему он так поступает, зная к тому же, что у Люси больная рука, а может даже, порваны мышцы, что дает ей железное алиби? И кроме того, полное отсутствие мотива. Ведь Филипу не было необходимости убивать Айона, чтобы выехать в Америку. Он мог поблагодарить за науку и уехать. Зная Айона, как и мы, он мог надеяться, что тот даст ему в дорогу рекомендательное письмо и хвалебную характеристику. И что же? Нет, он никак не мог украсть нож и перчатки и не мог также вернуть их туда, где их нашли. Эти перчатки снимают нам много проблем. Будто убийца преднамеренно положил их туда — не для того, чтобы бросить подозрение на кого-то, а чтобы исключить людей, которые не могли это сделать. Чтобы в конце концов иметь чистую совесть, я позвонил час назад в Лондон и выяснил дело брата Дэвиса. Все правда. Поэтому я не могу не верить в мотивы его поступков этой ночью. И потом, зачем ему еще раз спускаться вниз уже после часа? Зачем оставлять следы своего посещения? Зачем признаваться, что видел Айона в 11.15? Нет. Дэвис не мог этого сделать. Вычеркиваю его.
Алекс согласился.
— Гарольд Спарроу, номер шесть, — сказал он.
— Да. Прежде всего он не мог убить Айона, потому что в это время разговаривал с Гастингсом. А за минуту до того — с Филипом. После беседы с Гастингсом двадцать минут объяснялся с женой. Его алиби даже обширней, чем требуется. Зачем же ему тогда позже спускаться вниз и двумя пальцами касаться ножа, на котором ранее он не оставил ни одного отпечатка? У него была причина убить Айона. Были причины бросить тень на Люси. Но у него просто не было времени для убийства. Профессор Гастингс — его щит, и этот щит не пробить. А приняв во внимание факт, что убийство совершено за две-три минуты перед одиннадцатью, его собственная жена Люси — лучшее для него алиби, потому что в этот момент она находилась в коридоре. Нет, вычеркиваю его, вычеркиваю, потому что должен вычеркнуть.
— Согласен, — сказал Алекс. — Сара Драммонд. Номер семь.
— Да. Сара Драммонд могла убить Айона. Мы знаем только, что она делала в 10.15, так как тогда к ней зашла Люси за пишущей машинкой. Позже, вплоть до моего приезда, ее никто не видел. Она оставила следы своего пребывания у Айона лишь в 12.30. Ее отпечатки пальцев могли появиться именно в это время, ибо в 12.10 Гастингс вытер дверную ручку, а в час ты спустился вниз, Филип — за минуту перед тобой. Это все, что мы знаем. Кроме того, у нее была причина убить Айона…
— Минутку… — сказал Алекс. — Какая причина?
— Как какая? Чтобы от него избавиться… из-за… по причине романа со Спарроу.