Я тебе верю

– А мы и есть дураки – намочили твой паркет, – признался Алексей.

Юля быстро схватила тряпку и, потеснив в дверях Антонину, выбежала из ванной в комнату и стала вытирать пол с таким тщанием, словно это было серьезным и важным заданием, справиться с которым следовало во что бы то ни стало и немедленно.

Когда Антонина Ивановна и Алексей вошли, она все еще терла давно уже сухой пол, а кукла лежала на стуле, понуро свесив голову. У Антонины в руках было небольшое полотенце – видимо, Алексей успел вкратце рассказать ей о кукольной «трагедии». Она принялась сушить волосы пострадавшей, предварительно сняв с нее мокрую одежду и повесив ее на спинку стула.

– Придется сшить ей новое платье. У меня завалялся где-то кусочек подходящей ткани. Ты мне поможешь, а то я не очень сильна в кройке-шитье? – обратилась она к Юле и, видя, что та продолжает тереть пол, добавила: – Еще немножко, и мы провалимся к соседям.

– Вы не сердитесь на меня?

– За что?

– За мокрый пол.

– Не говори глупостей. Пойдем искать тряпочку для бедной куклы, кстати, ты знаешь, как ее зовут?

– Нет.

– Зонни, по-немецки солнышко. Корина сказала, что кукла немецкая, и что ее имя было написано на коробке. Видишь, ей уже порядочно лет, но она не старится. Великое дело – набирать годы, как очки в бесконечной битве за жизнь, и не стариться. Не каждому это дано. Поэтому отнесемся к Зонни с уважением. Пошли, пошли обшивать красотку, – Антонина полуобняла Юлю и увела в свою комнату, только на секунду в дверях обернулась к Алексею и чуть кивнула ему с улыбкой.

Сколько же мудрости и такта в этой женщине, подумал Алексей, и как ему повезло, что у него такая мама Тоня. И тут он вспомнил, что мать уже несколько дней как должна была вернуться с дачи, а он просто забыл об этом, полностью окунувшись в свои и Юлины проблемы, даже не позвонил ей. Мать же сама по установившемуся негласному правилу никогда не звонила. Он набрал ее телефон.

Разговор был неприятный, с привычными упреками, претензиями, обидами. Алексей молча выслушал все, не возражал, не спорил, не оправдывался.

– Я приеду к тебе в воскресенье, не сердись, пожалуйста, и прости меня, – завершил он ее бесконечный монолог.

Так происходило довольно часто, но изменить что-либо в их взаимоотношениях не было никакой возможности, да и как можно искусственно налаживать связь между людьми, хоть и близкими по крови, но такими далекими друг от друга, если не было там подлинной, истинной, настоящей любви? Давно и безвозвратно упущено время, что сделано – то сделано, а ошибки, даже исправленные впоследствии, все равно остаются ошибками, и сегодня уже неоткуда было взяться той любви, что по законам природы должна, однажды возникнув, длиться всю жизнь.

Оба все понимали, но Алексей относился к этому, как к данности, а мать постоянно стремилась изменить давно установившийся порядок вещей и каждый раз по этой причине возникали большие и маленькие обиды, конфликты, проблемы. Только благодаря железной воле Ивана Егоровича, его безмерной любви к Антонине, их дом был надежно защищен от ее бесконечных притязаний и попыток выяснения отношений. После его смерти Антонина Ивановна также сумела оставить все как есть, и только Алексей как мог старался не обижать мать, быть к ней внимательным и ценить ее хотя бы как специалиста, многого добившегося самостоятельно, без посторонней помощи.

К вечеру платье для куклы было готово. Зонни принесли в столовую и водрузили на спинку старинного дивана. За ужином Алексей постоянно на нее посматривал. Антонина сразу же заметила этот беглый взгляд и спросила:

– Что ты все глядишь на нее? Нравится?

– Очень. Знаешь, у нее должно быть на лице выражение торжества – вот, мол, глупые люди, наконец-то я добилась справедливости и теперь занимаю достойное моей персоне положение и место в вашем доме.

– Ну, фантазер! – рассмеялась Антонина.

Юля молча улыбалась.

– Ты не дослушала меня. Посмотри на нее внимательно. Разве не видишь, что лицо ее выражает совсем другие чувства?

– Какие? – полюбопытствовала Юля.

– Оно светится любовью к нам, радостью, что волею случая попала в наш дом и теперь ей хорошо и уютно среди нас, потому что она знает, что мы не просто заботимся о ней, но любим ее и никому не позволим обидеть ее. Ты согласна? – Алексей обратил свой вопрос к Юле.

Она вспыхнула, покраснела и молча кивнула.

– Вы доедайте, а я схожу за вторым, – сказала Антонина и, опираясь на трость, поднялась.

Юля вскочила, стараясь опередить ее.

– Я принесу сама.

– Нет, ты не знаешь, там надо еще соуса добавить, – Антонина вышла из комнаты.

– Как неловко, – заметила Юля.

– Все нормально, Юлечка, не надо ничего придумывать, все нормально, – Алексей взял ее руку, поцеловал. – И запомни: я не тороплю тебя, не хочу, чтобы ты хоть на минуту испытывала чувство неловкости или неприкаянности. И еще… мне бы не хотелось, чтобы настоящие чувства подменялись чувством благодарности. Все должно сложиться само собой. Этот дом ты должна ощутить своим собственным домом. Я буду ждать…

Вошла Антонина Ивановна с блюдом. Алексей перехватил его и поставил на стол.