С тех пор, как муж ушел, исчез, растворился на просторах огромной страны, оставив ее с двухлетней дочерью на руках, от него не было ни весточки, ни копейки. А ведь до женитьбы они целых два года встречались, дружили, любились, знали друг друга до ниточки, до донышка, и никто никогда не мог бы даже предположить такое завершение этого счастливого брака.
На учительскую зарплату и небольшой приработок машинистки и репетитора Ольга подняла девочку, ни в чем, ни разу не отказав ей, гордясь ее успехами и радуясь, что скоро, скоро все у них наладится. Что же теперь ей делать? Отказать? Запретить? Постепенно все утрясется: влюбленность пройдет, и жизнь вернется в свою колею… А если этот красавец и есть настоящее счастье Юли, а она, мать, возьмет и все поломает…
Ольга без сил опустилась на диван.
– Поступайте, как считаете нужным, вы уже взрослые, решайте свою жизнь сами…
Свадьбу сыграли поспешно, потому что Нику должен был вернуться в Кишинев и сдавать госэкзамены. Юля же решила поступать в следующем году, а пока дождаться возвращения мужа в Унгены. Она носилась по городу, делала покупки, переставляла в квартире мебель, сшила шторы, красивые чехлы на старые кресла, словом, готовилась к новой жизни.
Ольга, глядя на дочь, на ее светящиеся от счастья глаза, радовалась, и постепенно тревога в ее душе уступала место надежде, что все будет хорошо.
Нику вернулся и поселился у них, благо квартира была просторной, трехкомнатной, оставшейся после смерти родителей Ольги. Казалось, счастье, что столько лет обходило их дом стороной, внезапно одумалось и решило воздать им сторицей за годы многотрудной жизни.
Нику начал работать в школе, преподавал историю и довольно быстро завоевал авторитет и среди учителей, и среди школьников. Был строг, требователен, но справедлив, за что его и любили ребята. Юля поступила на курсы итальянского языка, чтобы когда-нибудь вместе с мужем съездить в Италию, страну своей мечты. Вечерами она раскрывала свои тетрадки и занималась с Нику. «Я не хочу быть переводчиком при тебе, лучше, если мы оба сможем общаться на языке. Ты согласен?» Он соглашался, он всегда соглашался с ней, никогда не перечил, не спорил и вовсе не потому что уступал ей – просто они думали одинаково, их желания удивительным образом совпадали. «Наши мысли всегда в унисон», – шутила Юля.
Жизнь текла розовым потоком, но не сиропом, а насыщенно, интересно, активно: молодые ходили в гости, принимали у себя друзей, ездили в Кишинев – в театр, на выставки, зачастую оставались переночевать у друзей и каждый день, каждый миг открывали друг в друге новые, еще не ведомые им черточки.
Ольга, казалось, помолодела, не ходила – летала, словно сбросила с плеч целый десяток лет.
Одно лишь из задуманного не получилось: к концу года совместной жизни Юля обнаружила, что беременна, и поступление в институт, понятное дело, отодвинулось на неопределенный срок.
В дверь позвонили. Три звонка – значит свои. Такая была традиция, сохранившаяся со времен коммунальной квартиры и перенесенная в отдельную четырехкомнатную квартиру, что так удачно удалось выменять, соединив дарованную государством академику Пастухову трехкомнатную с квартирой Тониных родителей, оставшейся после смерти отца.
Антонина Ивановна только что поужинала и уселась слушать музыку. Полчаса классической музыки вечером – обычный ритуал при жизни Ивана Егоровича – давно уже стали для нее и потребностью, и необходимостью. Она поставила любимую пластинку с экспромтом Шуберта в исполнении Розы Тамаркиной. Когда-то муж хотел переписать ее на компакт-диск, так же как и многие другие пластинки, приобретенные еще в советские времена. Это сулило, во-первых, большое удобство при выборе необходимого произведения, а во-вторых, высвобождало колоссальную площадь, занятую шкафами с пластинками. Даже в такой просторной квартире знаменитая фонотека академика Пастухова весьма агрессивно наступала на жизненное пространство хозяев. Но специалисты, с которыми доктор консультировался, в один голос заявили, что переписка может привести к изменению звука. Кроме того, невозможно было расстаться с раритетами, которые много десятилетий собирал доктор, начиная буквально с первых послевоенных лет. Сперва это были случайные покупки, от случая к случаю, как рассказывал Иван Егорович на встречах с начинающими, вернее, будущими филофонистами. Потом это стало потребностью, постепенно переросшей в страсть, и он стал одним из известных филофонистов, обладателем огромной фонотеки, записей и компакт-дисков, уважаемым членом международной федерации филофонистов. Он обменивался пластинками, следил за новинками, тщательно собирая записи любимых исполнителей. У него были свои пристрастия. Так, из советских скрипачей он предпочитал Леонида Когана самому Давиду Ойстраху, а блестящего виолончелиста Даниила Шафрана Ростроповичу, которого, тем не менее, считал лучшим исполнителем современной музыки.