Я — стукач

Лезу в сейф, где среди папок с комсомольскими документами припрятаны кофеварка и пачка кофе. Спустя пару минут по кабинету распространяется упоительный кофейный запах, и я с наслаждением прихлёбываю обжигающий крепкий кофе. После головной боли в висках всё ещё осталась чугунная тяжесть, но кофе скоро её прогонит.

Ох, как я устал, а по радио, которое я забыл выключить после ухода Ромашкина, звучит очередной музыкальный шедевр:

И вновь продолжается бой,
И сердцу тревожно в груди.
И Ленин такой молодой…

Подскакиваю, как ошпаренный, и выдёргиваю провод репродуктора из розетки. Боже, какое наслаждение тишина! За стеной в бухгалтерии кто-то объясняется на повышенных оборотах. За окном — монотонный металлический грохот завода, и ещё масса каких-то непонятных звуков отовсюду. Но всё равно это для меня тишина. Живительная тишина, от которой я оживаю скорее, чем от кофе. Тишина без репродукторных маршей…

В день комсомольского собрания с утра стараюсь накрутить себя и завестись, чтобы энергичней драконить Нинку Филимонову. Какая-то отчаянная злая решимость овладела мной. Пускай и перегну палку — я на всё согласен, лишь бы до конца не увязнуть в э том болоте.

Ленка ходит за мной, как привязанная, и пытается вразумить, но я отмалчиваюсь.

Раньше я всегда перед собраниями являлся в партком и подробно докладывал повестку, а то и проект решения, которое будет принято, но сегодня решил обойтись без этого. Хватит и того, что Ромашкин от меня услышал. Комсомольцы давно привыкли сонно отсиживать собрания, ничего не слышать, а при словах «кто за?» исправно тянуть руки, не вдумываясь в суть вопроса. Именно на этом я и сыграю сегодня. Даже Филимонова, если сподобится придти на собрание, проголосует за своё исключение автоматически, а уж потом до неё дойдёт, какую злую шутку я сотворил.

Решение нашей первички в райкоме тоже утвердят на полном автомате. Про это, конечно же, скоро узнает наш партком, и там поднимут шум. Меня обвинят во всех смертных грехах, телега на зарвавшегося комсорга покатится в райком комсомола, и там тоже ударят в набат, вызовут вражину на ковёр. Даже знаю, что мне там скажут: такого скандала у нас ещё не было, ты воспользовался доверием, и так далее, и тому подобное… Только мне уже будет всё равно. Абсолютно всё равно.

Никакого второго и третьего Шустрикова слоя мне больше не надо, и ни в чём я разбираться больше не собираюсь. Не хочу больше играть ни в какие игры. Устал…

Этакие героические мысли пришли ко мне сегодняшней бессонной ночью, и мне стало от них легко и свободно, словно я сбросил с плеч какой-то надоевший ненужный груз. Начинаю жить новой жизнью, пускай меня даже выгонят из комсоргов. Не пожалею…

Ромашкин уже встречал меня в коридоре, но о собрании так и не заикнулся. По его представлениям о субординации, я должен прибежать к ним первым. Секретарша Леночка, всегда стреляющая у меня сигареты и не забывающая при этом хитро подмигивать, сегодня проносится мимо без остановок и воротит нос на сторону. Почувствовала, небось, что скоро жареным запахнет.

Даже Галина Павловна за всё утро ни разу не разыскивала меня по селектору, а уж контролировать нас с Ленкой она любит пуще своей основной работы. Выжидает, наверное, что буду делать, ведь до неё наверняка уже донеслась весть о предстоящем исключении Нинки из комсомола. Или не знает, как поступить, или заготовила какую-то особую каверзу.

За час до собрания Ленка не выдерживает:

— Витёк, ну скажи, зачем тебе связываться со всей этой шоблой? Зачем тебе неприятности?

— Ленок, — заговорщически шепчу я, и мной овладевает странный азарт, как тогда на реке, — разве какие-то мелкие неприятности для нас с тобой что-то значат? Они ничто по сравнению с… нашими отношениями. Ты, как настоящая подруга декабриста, готова пойти туда, куда меня сошлют руководящие сатрапы?

— Дурак, — обижается Ленка, — я с ним серьёзно, а он… И потом никакой ты не декабрист, а я не твоя подруга!

— А ночное купание? — коварно припоминаю я.

Ленка раздражённо хлопает дверью, и я остаюсь в комитете комсомола один.

Тоже неплохо. Мне сейчас необходимо побыть одному, чтобы всё ещё раз продумать. Играть так играть! В первую очередь, необходимо нейтрализовать Ромашкина, который непременно явится давать свои ценные указания. Как — пока не знаю, но будем импровизировать. Затем — при самом нехорошем стечении обстоятельств, как выкручиваться, если присутствующие откажутся голосовать за Нинкино исключение. Такое маловероятно, но мало ли что.

А может, я всё-таки ошибаюсь, пытаясь действовать теми же методами, что и ГэПэ с Ромашкиным? Если уж что-то доказывать и чего-то добиваться, то как-то иначе. Честно и с открытым забралом. Но как? Про это Шустрик мне ничего не сказал…

Гляжу на часы — уже пора. Зажав папку с документами под мышкой, отправляюсь в красный уголок, где проходят собрания. Ну, брат, держись…