— Согласна.
Она намеревалась встать, но прежде, чем она это сделала, ее остановил его голос:
— И еще — я никогда не буду звать тебя Алиеной.
Она взглянула на него, потом снова кивнула:
— Это справедливо.
Селия подошла к сваленному на плаще оружию. Оливер нагнулся поднять брошенный ночью на землю нож, вытер его, сунул в ножны и замер. Селия в задумчивости смотрела на лежащие мечи, словно силясь решить какую-то трудную задачу. Затем протянула руку, подняла меч Козодоя и сосредоточенно взвесила его. А затем взяла свой ремень и начала перетягивать ножны с тем, чтобы оружие находилось за спиной.
— Что ты делаешь?
Она вздрогнула, и та самая растерянность… какой-то детский испуг отразился на ее лице. Потом исчез.
— Но ведь так же гораздо удобнее.
Когда они выезжали со стоянки, оба меча были у нее за спиной — крест-накрест. Арбалет — у седла, Никогда Селия так не ездила.
Но он никогда не назовет ее Алиеной!
В один из последующих дней она ему сказала:
— Конечно, она обучалась военному делу в лучших старинных традициях. Ее семья выводила свои истоки от природных карнионцев… Так ли это на самом деле — Бог знает, но семья была чрезвычайно старинная и гордая, с установившимися обычаями, равно почитающая доблесть и знания… — Она тяжело вздохнула. — Война, оружие, круг чтения… Я думаю, Найтли испытывал некое извращенное удовольствие, прививая мне определенные привычки Алиены, взращивал их во мне. Ведь Алиена во многом была полной моей противоположностью. Но если ее никто не посмел бы упрекнуть в том, что ее привычки и занятия не подобают женщине — по знатности рода, то в меня, наоборот, все тыкали пальцами.
— Я тебя никогда не стану упрекать.
— Так Найтли тебя не предусмотрел в своем плане…
— Он не заслуживает, чтобы ты о нем говорила. Только… — Он запнулся. — Если Алиена была из карнионского рода, а ты получила ее знания, то…
— Да, — подтвердила она невысказанную мысль. — Теперь бы я могла ответить на многие твои вопросы.
Оливер внимательно посмотрел ей в лицо, привычным движением взял за руки:
— Когда-нибудь ответишь… Но сейчас я не хочу об этом спрашивать.
Ее губы почти не шевелились, когда она произнесла:
— Я тоже этого не хочу.
Вдоль старой торговой дороги они добрались до Фораннана. Выглядели они, должно быть, чучела чучелами, обносившиеся, обросшие, отощавшие, — охота эти дни шла плохо, как никогда, одной же любовью, как это ни печально, сыт не будешь, и тем более не накормишь лошадей. Поэтому у несчастных «полководцев» вид был хуже некуда.
Итак они были чучела на клячах, а стражники у городских ворот — румяны, сыты, пьяны и неприлично веселы, хотя темнеть еще только начинало и вроде бы так явно набираться на посту было не след. Они, ухмыляясь, приняли въездную пошлину, после чего дружно преградили путникам дорогу.
— В чем дело? — сквозь зубы спросил Оливер. — Мы же заплатили.
— Заплатили… а в город нельзя. Таким, как вы, — нельзя.
Ну вот и все. Конечно. Когда-то должно было перестать везти. И он один виноват. Она сказала: «Я буду тебя слушать…»
Но, хотя отчаяние почти оглушило, Оливер выдвинулся вперед, чтобы в случае нападения Селия была за спиной, и с изумившей его самого наглостью спросил:
— И чем наши деньги плохи?
Стражник постучал кулаком сперва по лбу, а потом — довольно выразительно — по древку своей алебарды.
— При чем тут деньги, дуралей? Вы же без масок… обычай такой!
Оливер оглянулся на Селию. Вздох облегчения вырвался из его груди. Пусть они вдвоем забыли о времени, но время на месте не стояло — и вот, оказывается, уже настало Рождество. А на Рождество в Карнионе повсеместно устраивались карнавалы и ряжения. И в некоторых городах человек, появившийся об эту пору на улице без маски, считался оскорбителем древних обычаев и мог свободно подвергнуться поношению, а то и прямому наказанию со стороны местных властей. Значит, и Фораннан принадлежал к числу таких городов…
— Так что же нам теперь, в поле ночевать?
— А это, — отвечал жизнерадостный алебардщик, — не наша печаль. Хоть в поле, хоть в болоте, хоть на дереве сидючи… без маски в город хода нет — обычай такой!
Селия тронула Оливера за плечо:
— Погляди-ка. Похоже, там на таких охламонах, как мы, кто-то делает хорошие деньги.
— Недурно сказано! — рассмеялся второй алебардщик. — Праздник праздником, а иные выгоды своей не забывают!
Под высокой городской стеной лепились несколько палаток. Перед ними возвышался увитый лентами шест, украшенный бычьей головой, — привычный в Древней земле символ карнавала. А на дощатых прилавках свалены маски, капюшоны с бубенцами, трещотки, бубны, жезлы, овчины — все, что могло понадобиться нерасторопным приезжим, дабы не чувствовали они себя белыми воронами на улицах праздничного Фораннана. В глубине палаток, подозревал Оливер, был разложен товар подороже, предназначенный для более солидных покупателей.
— Я пойду куплю маски, — Селия спрыгнула на землю, — а ты потолкайся здесь, поспрошай насчет гостиниц.
— Поторопись! — крикнул ей вслед один из стражников. — А то сейчас стемнеет, ворота запрем — и вправду будете в поле ночевать, у кострищ холодных!