Я стану Алиеной

Он проснулся от собственного кашля. Вдохнул и раскашлялся вновь. Дым… а ведь очаг они топили только на кухне… неужели… Он сел на постели, но, когда открыл глаза, вынужден был тут же протереть их кулаком. Дым заволок уже всю комнату. Оливер вскочил, на ощупь кинулся к двери, рванул ее… Тщетно.

Дверь была заперта снаружи.

А дым, валивший из-за нее, был слишком густым, чтобы долетать с кухни.

Оливер, перхая, добрался до окна, но вспомнил, что оно забито. Попытался выломать доски… никак… он задыхался, ломая ногти о ставни.

Снаружи раздалось шипение, вопль: «Убью старого гада!» — и дверь распахнулась. Селия с пустой бадьей, которую только что опорожнила на пол, ввалилась внутрь.

— Ты жив?!

Оливер замахал руками, пока не в состоянии ответить, и они оба выскочили в коридор. У порога дымились сваленные в кучу ветки, которые Селия прежде для тепла и чистоты разбрасывала по полам. Они еще дотлевали. Селия снова умчалась за водой. А Оливер, продолжая кашлять, сбил со стены горящий гобелен, избежавший ранее внимания Селии, и растоптал его. И чуть было не упал — споткнулся о нечто, уползавшее вдаль по коридору и оказавшееся при ближайшем рассмотрении владельцем замка. Оливер без всяких церемоний приподнял старика за шкирку.

Вернулась Селия с водой:

— А-а. Я его бадьей по голове, а он уже очухался.

— У тебя… — он говорил хрипло, но в этот миг его одолевало какое-то дикое веселье, — образовалась привычка бить старцев по головам. Никакого почтения к сединам.

— У меня привычка бить по головам сумасшедших… — Она вылила воду на остатки костра. — И почему их на моем пути так много встречается? Но ты понял, что он задумал? Он тебя хотел дымом задушить! Снова — без пролития крови.

— Непонятливый какой старик… Тридцать лет у него было, чтоб осознать ошибку, а он не захотел…

— И точно так же провалился… Все повторяется. «Песнь поношения», часть вторая. Что будем с ним делать, Оливер?

— Если ты не возражаешь, я, пожалуй, его свяжу, от греха подальше. До нашего отъезда.

Уехали они назавтра после полудня. Собирались с утра, но задержались. Селия загружала ячменем для «полководцев» переметные сумы, выгребла все с кухни, шипя сквозь зубы: «Это нам плата за чистку нужников…»

Хотя ее поведение выглядело не слишком великодушно, Оливер поневоле вынужден был признать, что убивать во сне своих гостей и благодетелей еще менее благородно. Конечно, что взять с сумасшедшего?.. Так пусть учится заново общаться с людьми. Хотя бы и с крестьянами. Те его живо уму-разуму обучат… Он развязал путы из одежды и постели сотворенные, когда «полководцы» были уже оседланы. Хьюг оставался лежать, вытянув руки по швам. Оливер на всякий случай отступил спиной к двери. А ну как старик на самом деле убил слуг и капеллана, на что намекала Селия? Правда, это было бы уже чересчур…

Когда они подъезжали к воротам, старик выбежал во двор. Споткнулся на булыжнике, упал на одно колено и нечленораздельно заскулил.

Селия обернулась и крикнула:

— Ты ждал нас тридцать лет? Теперь жди еще триста!

С этими словами они покинули замок Кархиддин. Но слова эти были не последними, которыми Селия почтила его владельца. Последними были следующие:

— На свете, оказывается, так много сумасшедших, что собственное безумие кажется менее заметным…

Не удалось им перезимовать под кровлей, вдали от ветра и волков, у горящего очага, в тепле… И прекрасно! Там не греться пришлось бы, а гнить! Зато все происшедшее показало, насколько они вдвоем, несмотря ни на что, связаны друг с другом. За считанные месяцы они успели словно бы срастись, чтобы разлучить их, придется резать по живому. Но кто говорит о разлуке…

Кстати, и волки с ветрами были не так уж страшны. То есть волков пока совсем не было видно и слышно — вот лис они заметили, — и ветер в лесу не очень беспокоил. Несколько раз принимался идти дождь, от которого они укрывались в чаще, но быстро прекращался. Снега не было и не предвиделось, впрочем, их об этом предупреждали.

Что там осталось позади? Вылез ли Хьюг Кархиддин из своей берлоги? Дошли ли до замка карательные отряды, или они гонялись вдоль Вала за Козодоем и ему подобными? Какая разница — их это больше не касалось. Был путь без дороги, вечерняя мгла, ночные костры, изморозь на палых листьях поутру, ломящая зубы вода из родников — и безлюдье. Оливер уже потерял счет дням и сомневался, что Селия тоже их считает. Они двигались лесом, и ни следа пребывания других людей — бродяг, солдат, охотников, разбойников — не встретилось.

А потом возникла деревня.

Вот так — ехали-ехали, и вдруг среди деревьев образовался широкий просвет, а в нем — изломы крыш. Они замерли одновременно, придерживая лошадей. Потом тревожно переглянулись, потрясенные и подавленные открывшимся зрелищем.

Соломенные крыши прогнили и по большей части провалились. Кое-где обрушились и стены. В уцелевших, но покосившихся окнах зияли темные провалы. Густой мох поблескивал на бревнах седоватой зеленью.

Деревня была необитаема.

— Вот уж где точно была чума… — пробормотал Оливер. — Не нужно нам ходить туда.