– И этим дело не кончится, поверь. Отмена цензуры предполагает открытие архивов. Вы готовы подтвердить наличие секретного протокола у Пакта Молотова – Риббентропа? Об этом протоколе на Западе не устают твердить! Готовы к переделу послевоенных границ Европы? А как насчет катынского расстрела?
В зале повисает тишина. У цековцев вытягиваются лица. Ага… вот на такой оголтелой гласности наша страна себе потом хребет и сломает. Покаянно снимем штаны перед всем миром и сами себя высечем.
– Ну… речь же не идет о полной отмене цензуры, гостайну и секретные документы никто же не предлагает отменять, – осторожно роняет Богомолов, – можно ведь просто раздвинуть границы цензуры.
– А кто именно будет эти самые границы определять? Идеологическая комиссия при ЦК?
Не давая им опомниться, я тут же снова разливаю и поднимаю следующий тост – за новое руководство страны. Цековцы пытаются перейти к горячему, но я не даю им спуску. Пьем сначала за здоровье присутствующих, потом за Новый год… После третьего тоста я извиняюсь и отпрашиваюсь в туалет. От водки меня уже кидает в жар, голос СЛОВА отдаляется, словно эта отрава мешает мне прислушаться к нему. Даже нет сомнений, что водка – это яд. И в эзотерическом смысле тоже.
В коридоре прошу горничную показать мне мою комнату. Меня отводят на второй этаж. Сумка с вещами уже здесь, и надо бы разложить их. Но я, прихватив из сумки только тюбик с зубной пастой, быстро прохожу в туалет. Заставляю себя исторгнуть в унитаз все съеденное и выпитое, пока оно не успело всосаться в кровь. Потом долго полощу рот, чищу зубы и умываюсь ледяной водой. Это, конечно, помогает протрезветь и прийти в себя, но с такими масштабами местного пития этого хватит ненадолго – добрые консультанты еще нальют. Надо принять превентивные меры.
Спускаюсь вниз, по запаху нахожу кухню. Дожидаюсь, пока повар отлучится в кладовую, хватаю со стола бутылку с маслом. Судя по импортной этикетке, оно не подсолнечное, а оливковое. Тем лучше. Прямо из горла быстро делаю несколько глотков. Вот! Теперь можно снова в бой. Только не нужно товарищам знать, что я протрезвел.
По возвращении в каминный зал нахожу там ту же компанию – лишь Бовин куда-то пропал. Цековцы продолжают есть и пить, попутно споря насчет Гагарина. Куда, дескать, новое руководство повернет, какой курс выберет? И насколько наш новый Генсек вообще самостоятельная фигура? Кажется, их не на шутку беспокоит внезапное возвышение военных. Я осторожно интересуюсь у соседей – а кто, собственно, теперь заказчик новой Конституции? Хрущев умер, власть поменялась. Понятно, что консультантов по-прежнему курируют Андропов и Пономарев. Но кто в Политбюро теперь всех их «крышует»?
– У нас тут на днях был Анастас Иванович, – Шахназаров нацепил на вилку соленый рыжик, – читал документы, расспрашивал нас о предлагаемой программе. Обещал поддержку в Политбюро.
Ага… Старый лис снова в деле и мутит воду. Я тру лоб, пытаясь просчитать последствия его вмешательства. Не то чтобы это что-то сильно меняло…
Мы продолжаем пить, закусывать. Споры обостряются, народ переходит на личности, вяло переругивается. Ближе к вечеру Яковлев с еще парой цековцев уходят париться. Зовут с собой и меня, но я лишь мотаю головой, делая вид, что уже изрядно набрался. Пить, и правда, пришлось много – но меня пока спасает масло. Оно замедляет впитывание алкоголя в кровь, к тому же я сытно поел.
Перед ужином в каминный зал возвращается Бовин с новыми тезисами. За столом вновь вспыхивают споры о каких-то деталях. Вскоре появляются раскрасневшиеся, напаренные «яковлевцы». И мы опять пьем. Тут уже даже масло перестает действовать. С этой спитой компанией моему здоровому организму невозможно тягаться. Мне уже и притворяться не нужно – теперь я действительно перебрал. С трудом контролирую мысли, а главное – свой язык. Возникает большое желание рассказать этим сукам все, что я о них думаю. Цековцы шутят о «слабой молодежи», глядя, как я пытаюсь держать в фокусе взгляд и мысли. Дайте мне время, я вам, твари, покажу свою «слабость».
Немного утешает, что пьян не один я. У Шахназарова из рук выскальзывает бутылка водки и разбивается о пол – это почему-то вызывает за столом новый взрыв смеха и скабрезные шуточки на грани фола. Прислугу наши «баре» отпустили, так что осколки бутылки, чтобы никто не порезался, они просто прикрывают шкурой медведя, лежащей у журнального столика между кресел. И это тоже вызывает у них приступ пьяного веселья – не им же потом все оттуда выметать. Оскаленная морда медведя оказывается в опасной близости от камина, но никого это особо не волнует.