Я спас СССР. Том II

Кто я такой, чтобы отказывать друзьям? Конечно же, пою. Как и ожидалось, «Мгновения» тоже прошли на ура. Пусть не Кобзон, но тоже кое-что «могем». И момент уж больно подходящий, чтобы показать друзьям свои открывшиеся способности, а заодно и спеть еще пару каких-нибудь известных песен из прежней жизни. Был ведь у меня когда-то свой особый репертуарчик, чтобы очаровывать милых дам. А здесь и Женя выступил как раз в тему:

– Леш, я еще в Звездном хотел тебя спросить: почему у тебя совсем любовной лирики нет? Один патриотизм и гражданская тема.

– Почему же нет? Есть. Просто мы с Викой не так давно встречаемся, я еще не успел ничего ей посвятить. Но сейчас все исправим. Стихи, правда, еще не совсем дописаны, так что не судите строго.

Снова беру гитару, настраиваюсь на песню Вячеслава Быкова, которую в прошлой жизни спел дамам раз сто, не меньше. Но сейчас она звучит только для Вики и отныне посвящена только ей и никому другому.

– День молча сменит ночь за твоим окном, любимая моя.
Сеет прохладу дождь мокрым серебром с приходом сентября.
Золотом листопад осыпает всю страну.
Дремлет осенний сад, словно ждет весну.

Вижу, как у народа блестят глаза в свете костра, у Вики вообще в глазах стоят слезы и, кажется, дрожат губы. Даже Юльку проняло. Она сидит, вцепившись в руку Димона, со слегка приоткрытым ртом, и на ее лице какое-то беззащитно-трогательное выражение.

– Яркий далекий свет потревожил сон, любимая моя.
Даже осенний гром был в тебя влюблен, желаний не тая.
Стекла умоет дождь, ручейки сольются с крыш,
После вчерашних встреч ты тихонько спишь…

Замолкаю. Отложив гитару, обнимаю Вику.

– Грандиозно! – выносит свой вердикт Евтушенко. – Не знаю, выпустят ли эту песню на эстраду, но любовь народных масс ей точно обеспечена. Русин, ты просто негодяй! Оказывается, ты скрывал свои таланты даже от близких друзей.

– Да ничего я не скрывал, – скромно машу я рукой. – Просто пришло время, встретил свою музу, вот и понесло меня в творчество.

Вопросительно смотрю на Евтушенко. Тот задумчиво крутит в руке стакан с коньяком.

– Неожиданно. Просто…

– Непривычная мелодия, да? Но для какой-то обычной мелодии лучше подходит Рождественский или Окуджава. А вот вы с Ахмадулиной слишком сложны и слишком… – Я делаю неопределенный жест рукой, не зная, как правильно сформулировать свою мысль.

– Изысканны! – приходит мне на помощь Лева. – Вы двое пишете стихи, которые невозможно уложить ни в какие рамки. А Белла Ахмадулина – это вообще Серебряный век.

– Да уж, – смеется повеселевший Евтушенко. – Белка, она у нас такая!

* * *

Снова разливаем по стаканам кому что на сердце легло, девчонки дорезают оставшийся арбуз, добавляют на стол фрукты. Есть уже совершенно не хочется, а вот за виноградом, сливами и персиками тянутся все – они подходят под любое спиртное. Беседа заходит об идиотском запрете на шорты.

– А вы знаете, с чего все началось? – смеется Евтушенко. – Какой-то болван тиснул в московской газете фельетон о нравах Коктебеля и, в частности, упомянул в нем о бородатых юнцах в шортах. Требовал от властей навести порядок и искоренить этот разврат и безобразие. Местное руководство перепугалось, прочитав такое в центральной прессе, и от страха чуть умом не тронулось. Быстренько издали грозное постановление, по которому патрули начали караулить нарушителей нравственности на выходе с пляжа и запихивать их в милицейские фургоны. А тех, кому удалось сбежать от милиции, хватали дружинники из числа ветеранов и правильных комсомольцев.

– А что с джинсами – они тоже здесь под строгим запретом? – интересуюсь я.

– Джинсы, как ни странно, в постановлении не упоминаются, но, если вдруг джинсы обрезаны до длины шорт, это приравнивается уже не просто к вызывающей одежде, а к нарушению общественного порядка!

Двойной удар местных властей.

– Да ладно?! И кого-то наказали?

– А то! За этот сезон уже несколько человек провели свой отпуск с метлой в руках на исправительных работах. Но, правда, только те, кто слишком бурно сопротивлялся милиции и пытался отстоять свои права.

С шорт разговор переходит на местную тусовку и развлечения. В особом почете альпинизм, баскетбол и волейбол, что понятно – молодежи на турбазах полно. Скалолазы облюбовали местные «пики» к западу от пляжа, но их оттуда постоянно гоняют пограничники. Особняком стоит планеризм, в честь которого, собственно, Коктебель и был переименован в Планерское. Но отдыхающие по привычке продолжают пользоваться старым названием поселка, а продвинутая молодежь вообще сократила его до короткого «Кок».