— Чтобы сэкономить деньги, можно уволить молодого Фонга, — усмехнулся Джек. — Сам он без колебаний выставит нас за дверь, как только у него появится такая возможность.
— Я не Янг[55] Фонг, — парировал Фонг. — Янг — это корейское имя. А я китаец.
Парень произнес это с каменным лицом, и все рассмеялись. А чертов малыш, оказывается, еще и шутить умеет.
— Отлично. И так, Дэвид, садись за телефон. Звони в наше отделение ФН, в Брюссель, в Бюро, юристам, в правительственную комиссию по профессиональной этике. Гм, неплохо бы привести мнение Дершовица, может, Шумера[56] и еще кого-нибудь.
— АОС,[57]— предложил кто-то.
— Нет, она даст свое заключение позже, уже официально. Ищите влиятельных борцов с коррупцией. Я тоже постараюсь что-нибудь придумать.
— А как насчет любителей оружия? Попросить кого-нибудь из НСА…
— Нет-нет, ни в коем случае. Эти ребята с ходу начнут орать о зловредной «Таймс» и о том, что Второй поправкой мы вытираем задницы, — возразил Мел.
— Господи, кто-нибудь думал о том, какие огромные деньги на кону?! — воскликнул Дэвид. — Я позвоню в «Ремингтон». Вот кто может лишиться своей дойной коровы. Я уже проложил туда дорожку и, надеюсь, мне удастся выйти на самого президента.
— Отлично. Итак, совещание закончено, — подытожил Мел. — Живо, живо, убирайтесь отсюда, мне нужно тайком отхлебнуть из припрятанной в столе бутылки. Дэвид, если у тебя будут еще какие-нибудь мысли, делись ими с Фонг Янгом, пусть командует.
Раздался новый взрыв хохота, и Фонг заметно смутился.
Все вернулись к своим делам. Дэвид снова спрятал фотографию в конверт, затем сел за телефон. К нему подходили, хлопали по спине, трепали за плечо, показывали поднятый вверх большой палец, подмигивали, но приятнее всего было, когда один человек искренне, без насмешки его поздравил.
Этим человеком был Фонг.
Глава 32
Разумеется, Чендлер права.
Свэггер сидел в номере гостиницы в Индианаполисе в подавленном настроении.
Судя по всему, Старлинг, молодая сотрудница ФБР, нанесла ему смертельный удар. Он сам навязал происшедшему какой-то смысл, исходя из озлобленности на Тома Констебла, миллиардера левацких взглядов, делового гения, знаменитого повесу и, самое главное, мужа кинозвезд, друга Кастро, героя в глазах одних миллионов и полного дерьма в глазах других миллионов, в том числе и самого Боба. На самом деле ему не удалось ничего обнаружить.
Констебл лишь соответствовал представлениям Боба: человек, стоящий за всем этим, должен быть богатым и влиятельным. У Констебла есть связи в правительственных органах, он обладает необъятными ресурсами, знает всех и вся; в конечном счете у него имеются почти запредельные возможности. Следовательно, его причастность — что-то само собой разумеющееся.
Однако никаких доказательств нет.
И это правда. Помимо того, что одна из жертв — бывшая жена Констебла, нет ни одного объективного факта, который привязывал бы четыре смерти — пять, считая Хичкока, шесть, считая Денни, — к Тому Констеблу.
Виновным может быть кто-то совершенно другой: политик, государственный чиновник, преступник, обладающий силой и имеющий связи среди шпионов, а в наши дни такое можно сказать о многих.
«Что мне известно? — рассуждал Боб. — Известно как факт, как реальность, как физическое присутствие?»
Например, что кто-то сделал четыре хороших выстрела и убил четырех человек. Очень хороших выстрела. Слишком хороших.
Или что частицы спекшейся краски, обнаруженные на винтовке Карла Хичкока, удалось однозначно привязать к керамическому покрытию прицела «И-снайпер 911», и этот прицел в умелых руках действительно позволяет сделать четыре смертельных выстрела.
Как знать? Вдруг это все-таки был Карл. Допустим, он втайне потратил семь штук на новенький прицел, установил его на свою винтовку, сделал дело, затем снял прицел, швырнул его в реку, поставил на место старенький «Льюпольд» и вышиб себе мозги. Может, точность устройства произвела на него такое впечатление, что он решил скрыть сам факт использования «И-снайпера», приписав все заслуги себе. И если предположить, что Карл спятил и задумал такой чудовищный план, тогда становится возможным все, что угодно.