Читаем Я смотрю хоккей полностью

А ведь нам было полегче, чем ну, скажем, Саше Якушеву или Володе Шадрину, нашим же спартаковцам, которым сейчас примерно столько лет, сколько нам было тогда. Мы не играли в сборной, не ездили в ее составе в месячные зарубежные турне, у нас не было таких нагрузок и таких напряженных сезонов. Впрочем, Славка и Женька, правда, не в такой мере, но все это застали. Я же миновал самое трудное — первые три курса, пока мы не были еще в сборной.

И хоть мне было легче, чем им, я однажды вступил на ту грань, за которой очень часто следует отчисление из института. Воспользовавшись первой же представившейся возможностью, я взял академический отпуск на год. Это было на третьем курсе. Уговорить себя взять отпуск нетрудно: тяжелый сезон… устал… потом наверстаю… подумаешь, год… Одним словом, месяцев на девять я забросил мысли об институте и вовсю наслаждался хоккеем, не отягощаемый и не отвлекаемый никакими заботами о «хвостах» и лабораторных работах. Вы даже не представляете себе, ценой какого труда, какого напряжения воли досталось мне возвращение в институт. Хорошо еще, что я попал в замечательную группу, где оказалось много моих настоящих друзей, и это очень помогло мне, особенно на первых порах. А то, может, я так и не уцепился бы за «подножку науки».

Я не зря стал вспоминать о своих злоключениях более чем десятилетней давности. Не все ли в конце концов равно, пропустил я учебный год или нет, трудно мне было догонять своих товарищей или легко. Но мне кажется мой опыт кое в чем поучительным. Человеку, с головой ушедшему в большой спорт, если он не хочет остаться без образования, важно не упустить момент, не допустить паузы. Когда после школы ты, не мешкая, поступаешь учиться дальше, а потом не переносишь сессий, не откладываешь зачетов, ты привыкаешь к специфике такого режима жизни, и он не видится тебе ни чрезмерно утомительным, ни противоестественным. Ты живешь этой жизнью, она для тебя нормальна. Ты, как локомотив, набравший со станции постепенно нужную скорость, не испытываешь особой тяжести на подъемах, ты преодолеваешь их с ходу. А остановился, и надо подавать назад, чтобы разогнаться. И ноша вдруг начинает казаться непосильной. Ты ведь от нее отвык, расправил плечи, а надо подставлять их снова.

Понимаете, хорош тот путь, который естествен. Тогда ко всему вырабатывается естественное отношение. Помню, летом 1959 года нас включили в число кандидатов в олимпийскую сборную. Все остальные кандидаты поехали на Кавказ проходить акклиматизацию в условиях высокогорья — игры назначены были в Скво-Вэлли, в горах, а мы, все трое, остались. Нас особенно и не тащили — понимали, что у нас экзаменационный период. Да если бы и звали, мы бы все равно отпросились. Теперь такого не бывает. Вот, представьте, отпустили бы меня или другого игрока со сборов. Я бы задумался: а может, я не нужен больше? Потому что, если ты нужен, никто и никогда тебя не отпустит. У нас, во всяком случае, в хоккее считается, что вне сборов ты и режим соблюдать не будешь, и форму растеряешь, и еще кучу всяких грехов обязательно совершишь.

А на сборах к экзаменам не подготовишься. Это только в очерках пишут о людях, которые на сборах сидят над учебниками и успешно осваивают математику или там язык. Чтобы заставить себя в окружении людей, живущих определенными, одними и теми же интересами, отключиться от этих интересов, самому никого не замечать и сделать так, чтобы все тебя не замечали, для этого надо обладать сверхъестественной волей либо особой страстью к науке. Но мы же спортсмены, мы обыкновенные люди, и ничто человеческое нам не чуждо.

Еще раз повторю — мне повезло. Я закрепился в сборной, будучи студентом пятого курса. Лекций и курсовых работ уже почти не стало, центр тяжести к этому времени был перенесен на самостоятельные занятия. На пропуски и переносы экзаменов смотрели сквозь пальцы. Кое-какими привилегиями пользуются уже не только избранные, а многие студенты. Тогда и я в связи со множеством поездок «Спартака» и сборной дважды сдвигал сроки сессий.

Женьке и Славке приходилось хуже — они учились еще на младших курсах. Но тоже как-то выходили из положения. Славка как раз из числа людей, которые наделены необыкновенной волей и целеустремленностью. Женька попал в одну группу со своей будущей женой, которая училась блестяще и занималась с Женькой, как только у него выдавалась свободная минута.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии