Я — смертник Гитлера. Рейх истекает кровью

Дом дрожит и сотрясается. Дребезжат стекла. Мы возвращаемся в суровую действительность. Яркие лучи утреннего солнца светят в окна. Повсюду суетливо бегают парни из гитлерюгенда. Хватаем вещи и пулей выскакиваем на улицу.

Дорога запружена беженцами, подводами и автомобилями. Нам с огромным трудом удается двигаться в этом море хаоса. Над деревней вздымаются ввысь языки пламени и клубы дыма. Повсюду неописуемая суматоха.

Перед нами блестит серебряно-серая лента автодороги Берлин — Франкфурт-на-Одере. Военная полиция тщетно пытается упорядочить движение колонн, в то время как бойцы фольксштурма и гитлерюгенда наспех сооружают оборонительные позиции с обеих сторон автодороги. Войска заполоняют обочины автодороги, по которой двигаются загруженные сверх меры автомобили. Мы безуспешно пробуем остановить хоть один.

Подъем, спуск, и вновь перед нами расстилается лента автодороги. Мосты разрушены, а туннели замаскированы, но ситуация на дороге неизменна, что делает путешествие по ней очень утомительным.

У моста на дороге стоит штабс-фельдфебель, регулирующий движение. Автодорога взорвана, и транспорт вынужден ехать в объезд. Старший сержант занят, за его спиной на мосту стоит новенький велосипед.

Я вскакиваю на велосипед, и вместе с бегущим за мной Штрошном уезжаю на нем. Подъезжаю на велосипеде к следующему мосту, бросаю ранец на землю и жду. Какой-то солдат ремонтирует командирский мотоцикл. Стоящий рядом с ним гражданский клянет войну. Энергично качу назад. Штрошн встречает меня довольной улыбкой — он где-то нашел большую палку салями. По шоссе разбросаны пустые сигаретные пачки и обертки от шоколада. Приношу ранец с моста и еду на велосипеде к Штрошну. Дальше едем вдвоем. С вещами ехать тяжело, катим практически на ободах, но все равно движемся вперед быстрее, чем прежде. Справа от нас небольшой город. Вижу закрытую заправочную станцию на автодороге[60], а чуть дальше взорванный мост. От взрыва сорваны крыши соседних зданий. Штрошн слезает возле заправочной станции. Я быстро сую кусок колбасы в рот, энергично жую и еду в деревню. Она называется Петерсдорф. Ее жители уже эвакуированы. Мужчины в форме фольксштурма строят перед школой. Крайсляйтер, тоже в форме, проходит вдоль шеренг, пересчитывая людей. Мужчины молчат, поскольку они в строю, и поэтому никто не может подсказать нам, как добраться до Рауэна.

Еду назад. Иногда в окне появляется и так же быстро исчезает чье-то перекошенное от страха лицо. Солдаты отступают по автодороге к Берлину. Грузим вещи и едем дальше. Нам трудно преодолевать на велосипеде крутые насыпи возле разрушенных мостов. Тогда мы меняем тактику. Один из нас проезжает, взяв вещмешок другого, два километра, отмеченные верстовыми столбами по обе стороны автодороги, а затем ждет, когда подойдет второй. Затем меняемся. Таким образом, мы продвигаемся быстро, оставляя за собой один верстовой столб за другим.

Справа внизу видим несколько зданий, где девочка пасет коров. Мы спрашиваем у нее дорогу. Это — Рауэн. Следуем по лесной тропе, пока не въезжаем в деревню, из которой уходят ее обитатели. Мы спрашиваем их о нашей роте, но никто не видел ее. Прислонив велосипед к забору на перекрестке, заходим на ферму, чтобы найти воду, но колодца нигде нет. Штрошн выходит на улицу. Когда я подхожу к воротам, то вижу там двух лейтенантов. Они обращаются ко мне и приказывают немедленно отправляться в Фюрстенвальде и явиться в казармы Гинденбурга. Один из них берет наш велосипед. Чувствую себя совершенно разбитым. Штрошна нигде не видно. Лейтенант указывает на мой автомат и говорит, что он ему срочно необходим. Мне нужно спешить. Кипя от злости, отправляюсь в путь. Хочется орать от досады. До сих пор нам везло. Мы убежали от русских, но для чего? Два лейтенанта отправляются сначала вперед, затем разворачиваются и возвращаются.

Жителям раздают оружие, а на деревенской площади возводят баррикады. Оба лейтенанта исчезли. Знак у въезда в деревню гласит: «Фюрстенвальде — 12 километров». Я разворачиваюсь и возвращаюсь, чтобы пробовать отыскать транспорт, чтобы добраться до Фюрстенвальде. Возвращаюсь на крестьянский двор и ставлю ранец перед навесом. На улице стоит колонна с соломой для казарм в Фюрстенвальде, сопровождает ее штабс-фельдфебель. Быстро хватаю ранец и вскакиваю в последнюю подводу. Все остальное неважно, главное, что мне не придется идти пешком. Мимо проходят наспех сколоченные роты. Все теснятся на автодороге, солдаты и гражданские, мальчики и старики. Большинство без какого-либо оружия. Эта армия отчаяния идет тихо, серой, утомленной массой. Глухо звучат шаги. Царству смерти не видно конца.

Подвода вот-вот тронется, а я пытаюсь успокоиться, ощущая себя одиноким и покинутым. Не хочется думать о грустном, но от этих мыслей никуда не деться. Со мной нет товарищей, с которыми я успел сродниться, пройдя тяжелейшие испытания, и вот только что потерял своего лучшего друга.